Глазами Странника

Кто-то дернул Вирдео за рукав мантии, магистр вздрогнул, но этим кем-то оказалась Азара.

– Я не смогла придумать, как их остановить, – прошептала она ему на самое ухо. – Но некоторые из них скоро выйдут из строя. – Вирдео ничего не произнес, но дважды легко прикоснулся к ее руке, как бы говоря: «Так держать».

Мехатор, благодаря выдающейся магической силе, возглавлял адау-колдунов. Медленно, подобно крадущемуся хищнику, он углублялся в лесную чащу, но вдруг остановился.

– Нам никогда не найти Аштагора, – сказал он вполголоса, но многие люди и некоторые великаны его услышали. – Так пусть Аштагор найдет нас. – Сказав это, он резко выбросил руку в сторону и раздавил скрывающегося в древесной листве воина. – Убить всех людей! – распорядился он. Приказ эхом повторили великаны.

– Убить! Раздавить! – кричали они. И начался хаос.

Люди выскакивали из укрытий и толпами набрасывались на великанов, многократными ранениями в ноги вынуждали опуститься к земле, после чего приканчивали ударами в шеи и головы. Гиганты отбивались от них как от муравьев, топтали и давили, большинство из них использовали самые простые виды оружия – дубины и молоты, не интересуясь балансировкой и остротой лезвия, ведь попасть по маленькому человеку широкой дубиной куда проще, нежели мечом или копьем. Для них защита людей не имела значения, тяжелые удары одинаково успешно дробили незащищенную кожу магов и сминали кольчуги воинов, людям же приходилось приноравливаться к каждому противнику по отдельности: великаны Хримхоры, исключая их предводителя, носили доспехи из дубленых шкур белуджитов, их северные родственники коже предпочитали сталь, младшие адау отсутствие доспехов компенсировали ловкостью, а циклопы – силой. Но если шкуры хримхорцев возможно пронзить копьями, в топорных доспехах ёрмирцев найти брешь, младших адау взять числом, а циклопов ослепить, что-либо противопоставить адау-воинам солдаты Сребимира не могли. Мастерски слаженные доспехи защищали гигантов с ног до головы, толщина же стали исключала любое ранение простым оружием. Единственным уязвимым местом, дарующим сопернику хоть какую-то надежду на победу у адау-воинов, были прорези в шлемах, но чудом ли, мастерством ли, лишив зрения одну голову, противнику предстояло сразить и остальные шесть или восемь. А ведь сила адау-воинов заключалась не в одних только доспехах, они размахивали страшнейшим для людей оружием, напоминающим огромный круглый плоский щит на длинной рукояти, сковороду или даже мухобойку. Именно последнее сравнение приходило на ум воинам, когда на их глазах одним взмахом оно убивало по три, а то и пять человек. Такое громоздкое оружие требовало большого открытого пространства, отчего семи и девятиголовые адау избегали чащ, куда в укрытие отступали люди, чтобы после того, как маги поджарят броненосцев в их панцирях, вынуждая снять доспехи, неожиданно возвратиться и расправиться с этими могучими соперниками. Но и на стороне великанов сражались маги; силой каждый из них превосходил учителей Кзар-Кханара, а Мехатор, хоть и всего лишь великан в три сажени, длительное время в одиночестве противостоял обоим магистрам и троим солнечным магам. Когда же число противников продолжило возрастать, он призвал на помощь адау-колдунов и затерялся в их тенях. Белый Охотник сражался в зверином облике. Сила противников гораздо превосходила его собственную, и в этой битве он полагался больше на командный дух. В белом медведе глупые младшие-адау и многие великаны Яраила слишком поздно распознавали врага и раненные забывали об обороне и подвергались растерзанию людей. С началом боя сразу шесть адау-воинов погрузились в состояние беспробудного сна – так сработало отсроченное заклинание, прочитанное Азарой в Закроме Аланара. Другим приятным союзником для людей стал Люперо. Размер и сила позволяли адоранту с прыжком вгрызаться в горла и быстро убивать трехсаженных великанов. На более крупных врагов он обрушивался с возвышенностей, либо мертвой хваткой вгрызался в руки и ноги, разрывая плоть в клочья, а сталь в куски, ловкость же и скорость его были выше возможностей гигантов, и для них он явился настоящей черной смертью. Главную угрозу людям, несомненно, представляли брунтурсы и хримтурсы. Орудовали они хрупкими по виду, но удивительно крепкими костями в половину собственного роста, колоссальные размеры которых спорили с человеческим разумом, неспособным вообразить их прежних хозяев. Эти исполины сметали все на своем пути, воины не могли их ранить, маги в бессилии опускали плечи, и те и другие ощущали себя ничтожествами, обреченными на смерть. Первым их неуязвимость оспорил Граниш.

– Мы сражались и с более сильным противником, – напомнил он Дъёрхтарду.

Маг использовал на хримтурсе самое сильное заклинание из своего арсенала – распыление, и потрясенный его неэффективностью, слушал старшего предвозвестника одним ухом. Но когда перед его глазами возник Резец, необходимость какого-либо объяснения отпала. Дъёрхтард чувствовал себя вернувшимся в прошлое, в тот миг, когда стоял против Карха и не видел возможности его победить. С тех пор он одолел много препятствий, но как показало распыление, против хримтурсов оставался все так же беспомощен. Он зажал в руке Резец. Мысль о том, что прошлое всегда повторяется и ему стоило попытать удачу еще в этом прошлом, не покидала мага и мешала сосредоточиться на текущей задаче. Чтобы унять сердцебиение он закрыл глаза. Вдох – глаза открыты, под ногами лед, кинжал занесен для удара, выдох – и клыки давно умерших борутов вгрызаются в жилы мерзлого камня. Хримтурс оцепенел, не довершив шага, и стал заваливаться вперед. Но прежде чем вернуться на землю, Дъёрхтард, стоя на плече гиганта, еще дважды пронзил его шею и напоследок прочертил в ней глубокую борозду. Хримтурс обрушился с грохотом, подминая молодые деревца и обламывая столетние ветви. «А ведь Аеси могла быть хримтурсом и Адояс брунтурсом», – некстати подумалось магу. Мысль эта породила следующую: «Не на другой ли стороне по умыслу анияра до́лжно находиться их вестникам?». Меж тем гиганта почитали мертвым, но приблизиться к нему не решались. Хримтурс пошевелился и, упершись руками в землю, стал подниматься. Его движение послужило сигналом к действиям магов: огненные столбы, лучи и потоки устремились к нему со всех сторон. Спасаясь от огня, хримтурс прикрыл руками голову и бежал прочь, но впереди поджидала другая группа магов. Гигант ревел, но казалось, это ветер гудит; кисти его растеклись лужами, голова, растаяв, скособочилась. Упав, он больше не вставал. Другого хримтурса Солас растопил огненной бурей. Он приказывал не подходить близко к нему самому, но двое солдат попытались увести от него великана, приближение которого, как им думалось, магистр не заметил – и людей и великана унес вихрь горящих листьев и раскаленного воздуха. Одного брунтурса свалили воины Сребимира, в чем была заслуга Вирдео, на короткое время превратившего их сталь в адарион. Миридис проворной ланью проскальзывала меж двух лагерей, дыханием анияра поднимала смертельно раненных и наполняла опустевшие колодцы сил. Граниш вернул Резец. Скрываясь в кустах, он внезапно выскакивал, парализую великанов и даже адау-воинов, чьи доспехи крис легко преодолевал. Дъёрхтард с другими магами вступил в тяжелейшую схватку с колдунами-адау. Ераиль в битве не показывалась. Азара уже длительное время сражалась с Мехатором, но никто из них не мог взять верха. Великана окружали магические сферы и кольца, направленные против него заклинания разбивались о символы, а сам Мехатор создавал все новые и новые защиты. Используя Закром Аланара, Азара резко переломила ход поединка. Плетью Сурхосула она расколола вражеские щиты и, не дав Мехатору опомниться, призвала слепой взгляд Ирилиарда – заклинание анализировало и поражало цель наиболее действенным способом. В небе возник огромный закрытый глаз, веко приподнялось, извергнув длинный узкий поток лунного света, прошедшего сквозь Мехатора. Но великан не окаменел, не сгорел и не рассыпался в пыль, он просто исчез, и Азара не без сожаления поняла – соперником ее был не Мехатор, лишь иллюзорный двойник. Элефомил не принимал участия в бою, но возглавил отход горожан. Кувер-Асим пусть не был мастером фехтования, ухитрялся одновременно пребывать в разных частях битвы, его хладнокровие и грамотные приказания не позволяли врагу подчинить себе ее сценарий. Амутар был в числе людей, заколовших первого брунтурса, он не рвался яро подобно Белому Охотнику в гущу сражения, но разумным образом совмещал свои умения с талантами союзников: он получил адарионовый клинок от Вирдео, в тяжелую минуту нашел Миридис, затем пристроился к Люперо, добивая раненных. Он выбирал врагов себе по силам, но вклад в общее дело оттого только возрастал. Морхорд, будучи гораздо меньше любого воина-адау, свирепостью не уступал, а ловкостью их превосходил. Великаны горделиво следовали за лидером, которого считали непобедимым. Однако Амутар, наблюдая за ним, понял, – великан не столько хороший боец, как актер. Высокое место он занимал по праву и, будучи очень большим и сильным, мог рассчитывать на победу в драке с любым представителем своего рода. Врагов он всячески запугивал: рычал и скалил зубы, тела людей и после убийств продолжал дробить своей ужасающей канабо, втаптывал в почву или разрывал на части и разбрасывал ошметки в стороны. Но для хорошего полководца одной силы мало. Он не отдавал никаких команд кроме тех, что демонстрировал собственным примером, а именно – убивал людей. Действия его были исполнены безудержной яростью, но в таком граничащим с безумием состоянии Морхорд был лишен осмотрительности. Этой слабостью и воспользовался Амутар. Он укрылся за толстым стволом, по другую сторону которого предводитель великанов затеял драку, и когда тот оказался на расстоянии прыжка, швырнул себя спиной вперед ему в ноги. Морхорд не удостоил долгим взглядом ударившийся об него мешок с костями, и оставленный без внимания, Амутар спокойной поднялся, разрубил ему коленное сухожилие и отпрыгнул в сторону. Великан взвыл и упал на колено. С неослабевающей яростью он продолжал удерживать людей на почтительном расстоянии, но солдаты уже обступали его кольцом, а воины Морхорда, мигом забыв о предводителе, действовали теперь исключительно по своему усмотрению и устремления каждого из них были направлены только на собственное благополучие. Почти одновременно пять копий пронзили великана, наконечники двух из них безнадежно застряли в ребрах и так и остались торчать. Изрубленный, исколотый Морхорд продолжал стоять на коленях, изо рта его вытекала густая почти черная кровь.