Страница 55 из 180
Отхаркивая остатки мутной воды из лёгких, он посмотрел в сторону помоста. Его отнесло течением на добрых триста метров, и в том месте, где совсем недавно бурлило воду огромное тело подводного чудища, сейчас виднелась спокойная водная гладь.
В ста метрах от него прямо из воды поднимались огромные бетонные колонны, поддерживающие полуразрушенный мост, соединявший два берега. Осыпавшиеся куски бетона обнажили изгнившую арматуру, по всем срокам и гарантиям этот мост должен был уже давно обрушиться. Но то ли бетон оказался качественным, то ли рабочие, построившие его ещё до войны, работали на совесть, а начальство не клало себе в карман... Этому памятнику былой человеческой инженерной мощи удавалось выстоять, несмотря на безжалостное время и разруху войны.
Первым делом Давид упал на спину в позу эмбриона и, превозмогая огромные усилия и боль в суставах, просунул свои скованные за спиной руки над стопами ног. Теперь его закованные в наручники руки находились спереди, а не за спиной, что немного облегчило его незавидное положение. Вокруг ноги, всё так же судорожно сжимаясь, обвился оборванный полуметровый кусок щупальца. С отвращением герой оторвал его от себя и выбросил в воду.
Вокруг уже царила глубокая ночь, освещаемая бледным лунным светом. На берегу царила сплошная неразбериха, ругань и звуки очередей. Герой упал на четвереньки и пополз по скользкой поверхности бетонной плиты в противоположную от фашистов сторону. Внезапно опора под руками исчезла, и он от неожиданности снова бултыхнулся с головой в холодную воду.
Мощное течение подхватило его, и он, не в силах сопротивляться ему, лишь старался держать голову над водой. Рядом замелькала череда гладко отполированных камней и Давид, пользуясь моментом, ухватился за один из них. Ногу больно сковала судорога, когда он из последних сил вытащил своё тело на каменистый берег. Он, хрипя, завалился на бок и долго лежал без действия, жутко выхаркивая кусочки промёрзших лёгких, когда на его плечо легла чья-то будто вырезанная из дуба ладонь.
Поднявши голову вверх, Давид не сразу узнал в измазанном сажей лице своего отчима. Семёныч был одет будто леший из сказок, которые герой слышал в детстве. Поверх формы он набросил на себя сетку, усеянную искусно приклеенными зелёными листьями. На его голову был надет армейский шлем, украшенный несколькими зелёными ветками, в руках Семёныч сжимал ствол Снайперской Винтовки Драгунова, СВД в простонародье.
– Ну, привет, малой! Небось, уже соскучился... – Вымученная улыбка со скрипом появилась на измазанном сажей лице отчима, будто сейчас улыбался не человек, а камень.
– Где тебя черти носили! – Отхаркиваясь, прохрипел герой. – Я уже думал, тебя в живых нет!
– Ну, это ты зря... где-попутчики-то наши, а пулемёт с ранцем где? Потерял? Эх, стоит только тебя одного оставить...
Герой при помощи отчима поднялся на ноги и тот, оценив браслеты на руках пасынка, полез в чехол за штык-ножом.
– Сабир погиб... – Проговорил герой, наблюдая, как Семёныч колупается лезвием в замочной скважине наручников. – Мариам жива, она у этих сволочей в плену. В яме...
Браслеты с жалким скрипом открылись и упали под ноги Давида, после чего тот с наслаждением размял затёкшие кисти рук.
– Пойдём отсюда, Толян не сможет отвлекать их вечно. – Произнёс отчим, поворачиваясь к пасынку спиной.
– Постой, а как же Мариам?! Мы же не оставим её здесь! – Воскликнул Давид, ухватившись за плечо отчима.
– Прости, малой... – произнёс Семёныч, отводя свой взгляд в сторону. – Мы не можем так рисковать. Ты даже не подозреваешь, насколько нам повезло вызволить тебя живым и невредимым.
– Но как же...
– Разговор закончен! – Заорал отчим и зашагал в сторону близ стоящих деревьев. – Я сказал!
С минуту Давид стоял один посреди каменистого пляжа, весь промокший и несчастный, обдуваемый холодным ветром, промораживающим мясо до самых костей. И смотрел вслед уходящему вдаль отчиму. Как вдруг в его сердце появилось непонятное даже для него чувство, полностью заполонившее его тело и разум. Не помня себя от гнева, он догнал отчима и толчком повалил его на землю. Схватив его за китель, он проорал ему в лицо, роняя капли слюны:
– Мы никуда не уйдём, пока не освободим её! Ты слышишь? Ты, старый мешок дерьма! Будет так, как я сказал!
Некоторое время Семёныч тупо наблюдал за перекошенным в гневе трясшимся лицом пасынка, но быстро пришёл в себя. Мощным рывком он скинул с себя Давида и больно припечатал ему кулаком в нос. Алые струи брызнули из ноздрей героя, щедро залив его лицо.
На лице отчима была видна борьба между тем, чтобы разорвать на части этого сопляка, и нечто необъяснимое, понятное только тому, кто имеет своих собственных детей. Но, по-видимому, победило второе. Он выпустил Давида, поднялся на ноги, и молвил: