Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 37 из 52

Очерчивая взглядом серое – нагнетающее, страшное – небо, порываюсь позвонить Ромео. На секунду голову мою поражает сумасшедшая идея: наведаться к Карамель и поддержать ее. Потому что я уверена – с ней все в порядке. Новости наговаривают. СМИ врут. Карамель здорова: и умом, и телом. Да и я знаю, где находится улица Голдман.

Шагаю вдоль посадочного места, когда Адам выходит из здания школы. Мы спускаемся на поезд и без прогулок несемся домой. Угощаемся оставленным мамой салатом и обсуждаем произошедшее сегодня.

Молюсь за здоровье Карамель. И умом, и телом.

Дверь вдруг начинает открываться. Испуганно переглядываюсь с Адамом (черт!), и устремляюсь в коридор, дабы встретить родителей.

– Что случилось? – спрашиваю я.

– У нас гости? – перебивает мама, заметив – в ту же секунду – чужую куртку.

Адам выходит с кухни и поочередно приветствует родителей.

– Здравствуйте, – говорит он и жмет папе руку. – Адам Ланэцах. Я проводил вашу дочь до дома, и она гостеприимно приняла меня. В школе неразбериха произошла.

– Мы по той же причине, – кивает мама.

– Спасибо, что приглядел за нашей дочерью, Адам. – Папа еще раз жмет ему руку. – Теперь можешь идти.

Эта прямолинейность убивает. Адам поспешно одевается, благодарит за прием и покидает дом семьи Ахава (незаметно подмигнув мне и шепнув «до завтра»). Да где мы встретимся завтра, если Завтра уроков нет?

Родители недолго расспрашивают о моем друге, но я перехожу на тему их скорого возвращения домой.





И как булыжник на плечи валится громогласное:

– Уволены. Офис семьи Голдман расформировали.

– Что значит уволены? – Все внутри меня сжимается. – Оба уволены?

– Оба. – Они подводят черту и более не желают говорить. – Ева, пожалуйста, иди к себе. Нам надо подумать.

Все рушится. Из-за этих новостей все рушится. Из-за этой Карамель и еще сотни других сумасшедших. Из-за меня.

Я вздрагиваю и убегаю к себе. Так быть не может. Нет! В короткие сроки родителей никто не возьмет на работу, а, значит, на поверхности нам не продержаться. Пока держимся – ненадолго.

Заваливаюсь на кровать и гляжу в окно: на удушливые, наставленные вплотную друг к другу дома, на сдавливающие питоном мосты, на облака, что вьются вокруг острых пиков и взглядов жителей города. Мы создали Новый Мир для того, что спасти себя – обезопасить, утаить, усладить, но он возрос и пошел по своему пути развития: он решил избавиться от породившего его, он решил избавиться от неугодного ему Создателя – строгого и требовательного родителя. Новый Мир – непослушное дитя, избалованное, любимое и лишенное при этом забав. А потому такое капризное и жестокое. Новый Мир – глупый ребенок.

Нахожу себя за работой и атласной тканью. Воображаю Адама, что восседает за спиной моей вместе с книгой в руках, как пальцы его отмеряют страницы и – после – мои прикосновения.

Отстригаю лишние нити.

Моя первая серьезная работа окончена в немыслимо короткие сроки. Кладу атлас на кровать, а юбку расстилаю по всему одеялу; – бесконечное платье!

Родители громко рассуждают об ожидающем нас, подсчитывают имеющие средства, обзванивают знакомых, спрашивают про должности. Мне становится от того дурно: я чувствую слабость и чувствую, что не готова к жизни на поверхности. Закрываюсь в комнате и отправляюсь в мир видений.