Чертова погремушка

- Нет. Но дальше в основном координаты и описания мест, где он находил какие-то залежи. Когда был в экспедициях. Золото, серебро, алмазы, металлы всякие. Отмечал на карте красным. Ну, ты понимаешь, сам он эти месторождения в одиночку не мог разрабатывать, а говорить кому-то не торопился. Да и что бы он сказал? «Я тут, товарищи, сквозь землю золотую жилу увидел»? Кстати, он не только сквозь землю, но и сквозь воду видел. Там на карте одно место указано на Северной Двине, где уйма раковин-жемчужниц. Речной жемчуг, конечно, дешевле морского, но все-таки тоже ценится.

- Ну, он и сквозь стены видел, - усмехнулся Костя. – Помнишь клад в чулане?

- Клады он находил часто. Об этом тоже упоминается, но мельком. У него были знакомые антиквары, ювелиры, которым он продавал драгоценности. Странно, мне бы и в голову не пришло, что дядя Паша был таким… скопидомом. Все копил и копил деньги. Только на квартиру и потратился.

- Мне другое странно, - Костя нежно поглаживал толстые пачки банкнот. – Как его накопления не сгорели в начале 90-х. Баба Нина говорила, что у нее на книжке деньги на машину лежали – все пропало.

- Откуда ты знаешь, может, и сгорели. Может, у него намного больше было. Рублевые счета открыты уже после этого. А в евро – вообще несколько лет назад.

- Ладно, Лен, это все лирика, - Костя принялся строить из денежных пачек башню. – Давай-ка подумаем, как нам добыть эту самую хреновину, погремушку эту чертову.

- Кот, ты с ума сошел?! – я аж задохнулась от возмущения. – Ты что, не понял ничего? Это же на самом деле… чертова погремушка. Это ведь дьявол дяде Паше приснился, а никакой не бог.

- Да прекрати ты чушь молоть! – заорал Костя. – Да, дьявол! С рогами и хвостом! Приснился и во сне подарил волшебный шарик. Дядька же писал, что треснулся башкой. Вот и снилась ему хрень всякая.

- Да. И шарик тоже приснился. И денежки вот эти, - я толкнула башню, и она рассыпалась, пачки попадали на пол, и Костя проворно нырнул за ними под стол. – Денежки эти нам тоже сейчас снятся. Знаешь, Котик, есть такая философская система, солипсизм называется. Даже не система, а доведенный до абсурда эгоцентризм. Есть только я, а остального мира не существует – он мне просто снится.

- Уймись, а? – вполне мирно предложил Костя, снова усаживаясь в кресло, но я разошлась не на шутку.

- И не подумаю! Объясни мне, пожалуйста, откуда тогда, по-твоему, взялась эта штука?

- «Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам», - с подвывом продекламировал Костя. – Я так думаю, это какая-то инопланетная техника, только и всего.

- «Только и всего!» - передразнила его я. – Сам ты… идиот инопланетный! Не верю я ни в НЛО, ни в зеленых человечков. И вообще в жизнь на других планетах.

- Да мне плевать, во что ты там веришь или не веришь. Я собираюсь найти это место и достать шар. Дядька записал, где это?

- Записал, - вздохнула я. – И даже на карте отметил. Кость, я тебя очень прошу, не надо. Во-первых, столько лет прошло. Может, его и нет там уже давно. Во-вторых, это же дикая глушь.

- Вот и посмотрим, там или не там. А глушь – ну и что? Наймем вертолет. Денег-то у нас – о-го-го!

- Вот именно, - я чуть не плакала, понимая, что переубедить его вряд ли удастся. – Неужели нам с тобой этих денег не хватит? Хочешь, я тебе еще из своих отдам? Только не надо, пожалуйста, туда ехать. Ты прочитай последнюю запись, - я протянула Косте дневник.

- «Она снится мне каждую ночь, - недовольным тоном «ладно, только отвяжись» начал читать Костя. – Я хочу еще раз увидеть ее, взять в руки, почувствовать то тепло, услышать звон колокольчиков. Заглянуть в ее глубину. Снова увидеть то, что увидел тогда. Почему только я не взял ее с собой? Но я не мог. Как бы я объяснил на контроле в аэропорту, что это? Я скучаю по ней, уже много лет. Чтобы поехать туда, нужны большие деньги. Они у меня есть, но я не могу с ними расстаться. Каждый потраченный рубль причиняет мне настоящую физическую боль. И я вынужден скрывать это, чтобы Костя с Леной не считали меня отвратительным скрягой.

А я и есть отвратительный, мерзкий скряга. Скупой рыцарь. Они привозят мне деньги, потому что думают, будто я живу на свою жалкую пенсию. А я беру. Потому что действительно живу на пенсию и на их деньги. А все остальное… А ведь по сравнению со мной они нищие, хуже, чем нищие. Я мог бы отдать им все, чтобы они ни в чем себе не отказывали, ездили по свету, пока молодые. Но я не могу, не могу! Что за наказание? Если только после моей смерти.

Наверно, мне недолго осталось жить. У меня ничего не болит, и для своего возраста я неприлично здоров. Но мне нет от жизни никакой радости. Только сиюминутные удовольствия. Даже не удовольствия, а физическое удовлетворение – от еды, сна, посещения туалета. Одна радость, нет, не радость, а страсть, истощающая до полного изнеможения, - это поехать в какую-нибудь глубинку, найти развалины бывшей дворянской усадьбы, побродить там и вдруг увидеть в земле сундучок или горшок. Выкопать, привезти домой, почистить, рассортировать, продать. Двадцать раз пересчитать плотные, шершавые бумажки.