Страница 26 из 36
- Ах, ты, паскуда! Ротозей! Уснуть выдумал?! Это ж, сколько труда загубил, гад! - размахнулся и хрясть ему со всей дури, кулачищем! Федя на ногах не устоял, пал и головой о камень, коих под ногами множество, стукнулся. Отец над ним склонился, зовет его, кричит, а Федя не отзывается.
Тут мне снова туманом голову заволокло, тепло в пятках сделалось. Открываю глаза, дед передо мной:
- Человек сам себе зло, девочка, сам себе сила нечистая, запомни это, - сказал, и словно в воздухе растворился.
Сколько я пролежала в избе на лавке, не помню. Знаю, что трясло, как в ознобе, плакала, а потом знать уснула. Мне тепло сделалось. И решила я, что помираю, потому что Степа ко мне пришел. Прижал меня к себе, качал. Слова добрые говорил, а я к нему жалась и ластилась. Убаюкал меня, спустил с себя и пошел. Я руки к нему тяну, он мне пальцем грозит:
- Помни, всех простить должна, не то опутает злоба черная, уподобишься.
Когда я открыла глаза, темно было вокруг, растерялась сперва, где я. Огляделась, глаза к темноте привыкать стали, в избушке на лавке лежу. Выбираться надо. Вышла из избы – темень, страшно, подумала было воротиться, повернулась, а избенки то нет! Тут же, как поднесенная, звезда на небе зажглась яркая, большая, осветила дорогу. По ней я до села и выбралась. Степан это был, я уверена.
Домой ноги не идут, видеть отца не желаю. Душу на части рвет, как же простить такое?! Где же силы для этого взять. До бабушкиной избы дошла, на дворе стою, зайти не смею. Сердце колотится, норовит выскочить. Дверь избяная открылась:
- Кто тут? – с беспокойство спросила бабушка, подходя, со свечой в руках.
Я стояла не шелохнувшись, а она, разглядев меня, поднося свечу, села, как подкошенная.