Страница 98 из 121
— Спи-спи. Это пульт.
— Но я слышала, упало что-то железное, — настаивала она, продолжая сидеть с закрытыми глазами.
— Это пластмасса.
— Пластмасса? А разве не?..
— Не.
— Не?
— Шнурки бывают только в стакане.
— Да? Ты плохой!
Она обиделась, что я над ней издеваюсь, упала и вновь заснула.
Я тоже сходил с ума. Не от чихания даже, а от лечения от чихания. Это была тяжёлая борьба, хотя, возможно, я бы в ней победил. Возможно, я стал бы первым человеком на Земле, кто вылечился от аллергии силой воли, но тут с отцом случился второй инсульт. Этот инсульт уже не называли микро-, как первый. Отец теперь все дни проводил у себя в кабинете и мучился от того, что не может курить. Он не желал никого видеть. Собаки валялись у его ног — рыжая, раскидавшая уши Чилда и чёрный мамонтоподобный Макар. Последнего я был должен забрать. Наверное, потому что по размеру он больше походил на человека, а людей отец теперь не переносил на дух.
Макар определил себе спальное место в изножье нашей с Викой кровати, как раз у балконной двери. Несколько дней по утрам мы просыпались в холодном поту. Нам казалось, что кот мяукнул, а пёс в это время зевнул. Но кот откуда-то выползал вновь, и вскоре наступил симбиоз. Отныне всю свою нерастраченную энергию кот расходовал на Макаров хвост. На нём и спал. Я проводил замеры: один кошачий хвост по длине равнялся одному собачьему волоску.
Так мы и жили, вчетвером, и это было лучшее время в нашей жизни. В моей — точно. Главное было стараться не замечать регулярно зимующего на кухне Лю, прозаика. Прозаик, правда, временами становился поэтом, но это когда мы его прогоняли. Тогда Лёша ночевал у какой-нибудь своей новой поклонницы в Москве. Возраст и местожительство одной из них мы узнали, когда однажды в час горестных раздумий о судьбах русской словесности Лёша прочитал нам такие строки:
Пусть и, правда, Постум, тут у нас столица
Но зато в большой деревне громче песни.
Если выпало писателем родиться,
Лучше жить с уютной женщиной на Пресне.
Всё поменьше пьяных вольностей природы,
Больше стиля, формы и пропорций.
Говоришь, что все издатели уроды?
Но уроды мне милее, чем пропойцы.
Мы с Викой очень сильно рассчитывали на эту уютную женщину на Пресне, однако жестоко обманулись. Лёша упорно предпочитал нас.
В этой квартире мы жили по милости Георгия, родного брат Вики Георгия, бывшего мизантропа Гошки. Из маленького мизантропа он теперь превратился в большого. Настолько большого, что уже купил собственную квартиру и когда-нибудь собирался в ней жить вместе с женщиной. Этим он чрезвычайно шокировал свою маму, Эмму Витольдовну, ещё не вполне оправившуюся после того нервного срыва, когда она узнала, что я сплю с её дочерью (она так и знала, что её дочь когда-нибудь совратят!) Но всё-таки шок из-за сына был сильнее, поскольку текущая женщина Гошки была прапорщик, и она работала в милиции. Как жена бывшего полковника генштаба, Эмма Витольдовна не допускала прапорщиков в свою жизнь принципиально. Ничего страшного. К тому времени Гошка любую проблему уже решал сам.
Он был уже не мальчик. Он больше не приставал ко мне с вопросами типа: «Влад, а Влад, а какая самая большая рыба-кит?» Или: «Влад, а Влад, только быстро! Назови любое слово на «ч» только не «чернила!» «Чео-о?» — удивлялся я. «Гениально, Влад!»
С прежним знанием дела, но теперь на профессиональной основе бывший мизантроп Гошка теперь сам готовил и сам отвечал на самые заковыристые вопросы современности. Он занимался пиаром — чёрным, серым, белым, голубым. Вместе с командой таких же бывших мизантропов он ездил по стране, избирая депутатов, президентов и губернаторов. Между выборами он сдавал сессии и осваивал новые предвыборные ходы. У него в столе я нашёл десятки диктофонов, миниатюрных видеокамер, подслушивающих устройств и прочих жучков неясного назначения. А одну миниатюрную камеру нашёл вмонтированной в глаз мраморной статуэтки Венеры Сиракузской, к которой по этому случаю были приделаны голова и вторая рука (одна была и до этого). Статуэтка предназначалась в подарок замминистру культуры, да что-то не срослось. А вот у меня всё срослось. Я нацелил Венерин глаз на нашу кровать, хотя уже к следующему вечеру Венера Сиракузская осталась снова без головы. Короче… далеко простирает наука свои щупальца в дела человеческие. Блаженны не видевшие.
Впоследствии я счёл нечестным не признаться в той тайной моей попытке снять кино (иначе бы это опять подрывало между нами связь), но Вика в тот день сидела, подтянув под себя ноги, и лишь молча качала головой. Я был рад. Когда она так сидела и лишь молча качала головой, это значило, что у неё наступило лирическое настроение и сейчас она пишет стихи.