Страница 95 из 121
Двадцать первый век начинался с разрушения статуй Будды в Афганистане и разграбления Национального музея в Багдаде. В промежутке — два пассажирских самолёта врезались в башни Нью-Йорка. А ещё через пару лет задвигались тектонические плиты Земли, и мировой океан языком цунами облизнул сушу.
Но цунами — это потом, а сначала мир захлестнули дети. Сестра моя Антонина родила второго ребёнка, и такого же второго принесла Ася-Асья. Полагаю, она несла его Анатолию, но тот уже скрылся за горизонтом — пересекая границы и океаны. Предварительно он поставил задачу разгадывания формулы люциферова яйца на службу всему человечеству, и то не замедлило откликнуться. Толю трижды выкрадывали, но успешно вернули только первые два раза, а потом потеряли при транспортировке. Правда, я почему-то никогда не волновался за него. У меня было ощущение, что этот человек всё равно никуда не выпадет из моей жизни. О том же намекала и Ася-Асья. Принёсшая Толику второго ребёнка, она уже не могла оставаться жить в дворницкой, но там по-прежнему принимала своих клиентов.
Сначала она занималась розыском людей по фотографии. Толкнуло её к этому простое желание узнать о перемещениях мужа. Потом она научилась предсказывать не только его маршруты, но и уровень жизни. И всё же это была чисто воля провидения, когда однажды одно из её предсказаний чрезвычайно удачно наложилось на прогностический курс евро — доллар. Потом случилась удача на поприще доллар — рубль, а там уже пошло-поехало. Сначала к ней приходили только знакомые и друзья (я тоже бессовестно пользовался знакомством), потом друзья друзей, так дело дошло и до биржи. Асе купили самый мощный компьютер, какой можно было на то время купить, провели интернет, подписали на сводки ведущих фондовых бирж, однако все графики она продолжала вычерчивать по-старинке — с зажмуренными глазами на белом листе бумаги, наложенном на восточное или западное полушарие нашей планеты. Как правило, всё у нёё получалось отлично, но несколько раз она всё-таки сильно промахнулась, разоряя мелкие страны. Проблемы возникали, в основном, из-за нефти. «Ой-да-ить она жидькая, жидькая, перетекает туда-сюда! Не видно-ить под землёй-ой-ой!» — ревела она в таких случаях белугой и потом подолгу отказывалась гадать на индексы мировых бирж. Как крёстный отец её второго ребёнка, в такие моменты я к ней приезжал и уговаривал хотя бы ещё немного поработать, чтобы обеспечить квартирой и этого, второго, ребёнка.
Нас, впрочем, продолжали связывать и аграрные отношения. Ася по-прежнему сажала огород и каждую осень копала картошку. Вместе с морковью, свеклой, капустой, грибами и вареньем, она грузила мешки в машину и перевозила всё это на свою огромную лоджию в апартаментах Триумф-Палас.
Моя бывшая жена Климентина родила от Годимого девочку. Мне было странно это слышать, особенно когда я услышал по телефону, что девочка похожа на меня. Сам я на девочку не похож, и, кроме того, в тот период времени ребёнки женского пола рождались повсеместно. Забавно, что у её дочери будет фамилия Годимая, помнится, подумалось мне.
Мой отец как-то изменился в лице, когда узнал, что Лима всё-таки родила. Он ушёл в кабинет и не выходил оттуда до следующего утра. В последнее время он хандрил. Часто без дела бродил по пустой квартире или нудно ссорился с домработницей Оленькой — всё из-за кухонных полотенец, которые та забывала у него в кабинете. Может быть, из-за этого и случился первый инсульт, микроинсульт, после которого отец стал хуже говорить. Он пытался это скрывать, и в кабинете тайком разучивал скороговорки. Вскоре он снова говорил чисто, но один дефект речи у него оставался до конца. Он начал верить в Бога и каждое утро начинал с жалобы: «Если бы бог был биологическим существом…» У него получалось: «Если-бы-бо-бы-бы…»
Но самый яркий вклад в увеличение народонаселения внесла, конечно, Карина. Бывшая любовница Лёши и всё ещё действующая падчерица Зильберберга отметилась родами прямо в ночь миллениума. Её показали в московских новостях. Я видел этот репортаж. К постели подошёл мэр Лужков. Он вручил разрешившейся от бремени Карине огромный букет цветов и пузатый бочонок мёда.
— Вот! — торжественно сказал он на камеру, намекая на мёд. — Чтобы всем так сладко жить в новом тысячелетии!
— Ой, тут, правда, хватит на тысячу лет, — подольстилась к мэру главврач.
В этот же кадр попала и бывшая Лёшина жена Рыбка, которая пряталась за букетом цветов. Ноздри у неё хищно раздувались, точно это она сама родила. Счастливого отца нам не показали, но то был Антон Врачицын, который через некоторое время пригласил меня в Берберию, на крестины. Там мы ездили в церковь. Когда ребёнка макали в купель, он орал, как Шаляпин. Колебались свечи на поставцах. Я с удивлением изучал эту тесную троицу из Рыбки, Карины и Антона, хотя, конечно, делал вид, что нисколько не удивлён, а всё так должно и быть. В ответ все трое слали лучики благодарности.
Лёша к тому времени окончательно превратился в неуловимого Джо. Когда за ним перестали гоняться, он появился и стал всем надоедать. Но я им больше не занимался — слишком обиделся на него в ту богатую на события зиму, когда у Годимого сгорел умный дом. Лёшу я искал в Москве, а он в то время находился в городе Бийске, на Алтае.