Страница 28 из 121
Потом мне стало обидно, что меня так бессовестно разыграли. Я даже обижался на Лиму, которая подыгрывала своим почвоведам. А вот Лёша, когда я ему об этом рассказал, ужасно громко захохотал.
— Ну, ты влип, фантаст-почвенник! — хохотал Лёша, услышав эту историю. — Ну, ты попал! Ну, ты всё! Назвался груздем, пиши пропало! Только псевдоним возьми позвучнее. С иностранщинкой. Или нет! Поменяй «ский» на «скер». Харитонченковскер! Классссс!
Меня тогда удивила его такая чрезмерно громкая реакция. «Назвался груздем, пиши пропало!» Чушь. С другой стороны, я тогда не знал, что он так обращался к себе. Я думал, что это снова как-либо завязано на его женщин, на Рыбку.
Рыбка, Рита, Маргарита, его жена, теперь всё чаще ходила вместе с Лёшей по гостям. Она немного поправилась и фигурой всё меньше походила на одинокую водоросль. Её худоба, в конце концов, уступила каким-то успокоительным таблеткам, и всплески тёмной энергии теперь проявлялись только в её зелёных волосах. Нет, не таких зелёных, как трава. По фактуре и лёгкой визажистской лохматости они больше напоминали шкуру белого зоопарковского медведя, который всё лето плескался в зацветшей воде своего водоёма.
Когда я женился, Лёша с Рыбкой стали захаживать к нам в гости. Лёша очень хотел, чтобы наши жёны подружились. Он считал, что у них есть о чём поговорить. Ведь Рыбка была когда-то лесоводом, она сажала деревья, а все деревья сажаются в почву. А Лима ведь была специалистом по почвам! Лёша искренне верил, что жён хлебом не корми, только дай поговорить о работе.
Тем не менее, на какое-то время они, действительно, очень подружились, моя жена Лима и его Рыбка. Возможно, потому, что Рыбка к тому времени постоянно училась на каких-то курсах, заканчивала какие-то школы, на которые у Лимы не было времени. Из всех тех ремёсел, которыми Рыбка овладела, мне вспоминается лечение травами и шитьё на швейной машинке. Сшитое я однажды видел на Лёше. Но и у Лимы имелись свои недостатки. Правда, она ничего не кроила, а потом не сшивала обратно. У неё было собственное хобби. Лима любила разрисовывать карты. Все виды карт, будь то географических, будь политических. Завидя какую-нибудь бесхозную карту, она никогда не могла удержаться, чтобы в контурах какой-либо страны, региона или острова не увидеть человека, в животное, растение или предмет. В принципе, нормальное хобби. Одни люди любят рассматривать облака, другие — страны.
Сложного в этой технике рисования тоже ничего не было. Всем известно, что Италия — это сапог, а Скандинавия — припавшая на передние лапы собака, а Великобритания и Ирландия — это вообще две собаки, одна из которых делает что-то нехорошее с другой, но Лима в своей изобразительной картографии, как и в своих стихах, шла только дальше и прямо. Не было на земном шаре уголка, по которому бы не погулял её чёрный фломастер. Особенно доставалось моему «Большому атласу мира», подаренному мне отцом на четырнадцать лет. Спасая его последние страницы, я специально пошёл в магазин «Педагогика» и скупил все комплекты контурных карт, какие там только были. Но Лима меня не поняла. Ей в голову не приходило рисовать там, где это разрешалось.
А в остальном с ней жить было очень просто. Стоило запомнить только три вещи, которые Климентина действительно не любила. Это:
1) янтарь (в том числе цвет);
2) хрен (в качестве ругательства тоже);
3) гжель.
Стоило об этом не забывать, и все прочие неудобства жизни становились почти неощутимы. Думаю, по стобальной шкале «идеальности жён» Лима вполне попадала в интервал между 75-ой и 85-ой позицией. Я так легко об этом говорю, потому что у меня тогда ещё не развеялось это чувство приятной лёгкой женатости. Это чувство — когда ещё нет серьёзных обязательств. Нет детей. Есть жильё. Живы и здоровы родители. Для противоборства с инфляцией добываются кое-какие доллары, и по схеме «купи-продай» зарабатываются какие-никакие рубли. При этом деньги становится всё интереснее тратить. Вокруг жизнь тоже не заставляла скучать. В домах появлялись первые компьютеры. Бандиты разъезжали по городу на всё более крутых иномарках и договаривались о «стрелках» по первым сотовым телефонам. В Подмосковье росли коттеджи цвета и архитектуры Кремлёвской стены. В Чечне устанавливался шариат. Гегемон-пролетариат голодал и — под телекамеры — стучал касками по асфальту. Белый дом, наконец-то, отремонтировали и вместо расстрелянного парламента туда посадили ещё не расстрелянное правительство. Президент-батюшка Ельцин Борис Николаевич работал с бумагами. Радио и телевидение продолжали биться в истерике и запугивать шесть седьмых земной суши Геннадием Зюгановым.