Роман на послезавтра

— Вот и отлично, — обрадовался капитан Роев. — А ты, Зенонов, ступай. Пойди разыщи этого шофёра. Ну, того, с кошкой. Лейтенант сейчас его примет в свою партию. А Колбасику скажи, пусть несёт акт о смерти.

Зенонов ушёл. Роев посмотрел на закрывшуюся за ним дверь и сказал:

— Не любят нас шофера, Глинокопов. Не идут в партии. Знаешь, как они объединённый партком называют?

— Объеп-арт, — сразу ответил лейтенант, вскинув на капитана повеселевшие глаза. Он перевернул бланк и старательно написал это слово.

— Так и с черточкой? — вывернул шею Роев.

— Чёрточку я сам поставил.

— Нет. Это лишнее. Мне твоего «арт» не надо. Бланк опять же испортил. Не хулигань, Глинокопов.

Капитан откинулся назад и достал из стола ещё один бланк, а потом лист анкеты.

— Ладно, лейтенант. Как говорится, по законам военно-полевой демократии. Анкету заполню сам. Говори, Глинокопов.

— Глинокопов Валерий Иванович.

— Валерий Иванович, — быстрым медицинским почерком набросал Роев. — Пол? Ну да. Ты не смейся. Это лишь в Либерально-экологической партии графу «пол» убрали. Гражданство российское?

— Российское.

— Место рождения?

— Москва.

— Город Москва. Москвич, значит.

— По рождению.

— Всё равно. Черт! А здесь графу «год рождения» убрали. В вечности живут, что ли? Да и чёрт с ними. Образование? Только честно.

— Среднее.

— Честно?

— Специальное. Специальность: лесоповалочная, трелёвочная и погрузочная техника.

— Так, враг природы, значит. Этому у вас тут учат в Москве?

— Что?

— В Москве, говорю, учился?

— Онега.

— Это что, озеро?

— Город.

— Город Онега. Ещё где учился?

— Прослушал неполный курс лекций политической экологии в Институте восстановления природной среды.

— Есть справка?

— Что прослушал неполный.

— Та-ак. В молодёжных экологических движениях участие принимал?

— Принимал.

— В коммунистических, социалистических, социал-демократических партиях не состоял?

— Нет

— В незаконных или подпольных антиэкологических партиях или природоборческих сектах не состоял?

— Нет.

— В мероприятиях или акциях вандального характера, имеющих целью нанести умышленный вред природе, не участвовал?

— Не участвовал.

— Хорошо. Семейное положение?

— Разведён.

— Дети?

— Нет.

— Та-ак. Теперь специальные вопросы. «Ваше понимание экологии»? Это я помню сам. Значит пишу: «Понимаю как неизбежный и единственно верный путь спасения человечества». Правильно?

— Правильно.

— Далее. «Как вы понимаете прогресс в экологии»? Обожди, тут должна быть методичка. — Капитан порылся в столе, но нашёл только руководство для приёма в либерал-экологов. –Ладно, говори своими словами, Глинокопов. Как ты понимаешь прогресс? Только коротко. Здесь всего… раз, два… только четыре строчки. Ну! — И он завис ручкой над началом первой строки.

— Я не знаю, — нехотя задумался лейтенант.

— Ты больно-то не ври! Не знает он! За что тебя выгнали с курсов политической экологии?

— Да вот за то, что не знал.

— Не финти! Как бы ты там учился, если бы не знал?

— Пока учили, то знал.

— Говори, как учили.

— Не помню уже.

— Как помнишь.

— Хорошо, — Глинокопов уставился в потолок. — Понимаю прогресс как зеркальное отражение идеи регресса, изначально присутствующего во всей античной языческой мифологии с её типологически обречённым движением человечества от золотого века к веку серебряному, затем к железному и далее уже к каменному. Христос или, совокупно, все создатели христианского мировоззрения перевернули прежнюю картину мира с ног на голову. Рай язычников, этот безнадёжно остававшийся в прошлом золотой век, они заменили раем — веком, находящимся впереди, а поэтому теоретически достижимым, как, собственно, достижимым и технически. После этого поступательное движение вперёд для человечества приобрело смысл. Вот это и был прогресс.