Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 10 из 41

Я выключил чайник, вскрыл консервы, отдал долю коту, остальное разложил по тарелкам. Она продолжала сердиться. Я отодвинул стол и встал перед ней на колени. Взял ее руку и положил себе на затылок.

— На, пощупай, я тоже. Как ты. С атавизмом. Чувствуешь эту косточку? Это собачья косточка. У животных такой отросток прикрывает шейные позвонки. Я, наверно, собака.

Было приятно, когда ее пальцы ожили и стали ощупывать низ моего затылка. Порывшись в волосах, она наконец ухватила косточку щепотью, потерла, потом оттолкнула голову.

— Никакая ты не собачья косточка. Читай Ламброзо. Это шишка низменных наклонностей. Ты классический первертный тип. Из-вра-ще-нец.

Она взяла меня за нос и убедительно потрясла.

 

Глава 5

— …Факт есть факт, и от него никуда не денешься. Установлено, что природа ее человеческая. Правда, найден один, как мы склонны думать, изменившийся ген. Институт биологии гена его сейчас расшифровывает. Возможно, мы туда съездим.

— А что от меня хотите?

— Ну, вы, во-первых, свидетель.

— Хорошо хоть не обвиняемый.

— Во-вторых… Как бы это сказать?.. Вот при вас… она, так сказать, летала?

— Нет. Она ходячая.

— Н-да, — задумался Клавдий. — Первым делом, конечно, я вспомнил Пигмалиона. Не удивляйтесь, в нашей работе бывает так, что я вынужден брать как научно доказанный факт даже то, что Земля была создана семь тысяч четыреста пятьдесят два года назад и в течение шести суток. Но вы согласитесь, что версия с Пигмалионом здесь не проходит. Есть нарушение причинно-следственных связей. Взаимоподмена субъекта с объектом. Я поясню. Царь Кипра Пигмалион, человек высокой морали и нравственности, избегал всех доступных женщин. Речь не о проститутках, храмовых или светских. Царю по определению доступны все его подданные женского пола. Но, как человек очень умный и проницательный, он видел все несовершенство доступного. А поэтому, мечтая о совершенстве, вынужден был мечтать о недоступном. И вот то ли из теплой слоновой кости, то ли из холодного мрамора он ваяет прекрасную статую. Потом же в нее влюбляется.

Конечно, ваяя, он вкладывал в нее душу. Он бы мог оживить ее сам. Только по законам античности делать это ему не по чину. В этом красивом спектакле требовался рояль в кустах. Им стало третье лицо — Афродита, классический deus ex machina. Пигмалион обращается к ней с мольбой, и та, тронутая его любовью к бездушному куску мрамора, оживляет несчастное изваяние. Итак, мы здесь видим двух демиургов — плоти и духа. Пигмалиона и Афродиту.

Но есть другая версия того же мифа, где Пигмалион создает уже образ самой Афродиты. И, ваяя, опять же вкладывает всю свою душу. Ну, и тоже в нее влюбляется. Но, увы, для бедного древнего грека Афродита уже изначально была самой что ни на есть настоящей реальностью. Данной нам в ощущениях. Как сейчас для католиков — Папа Римский. Боги были реальны, как люди, или даже реальней, чем люди, ибо боги управляли людьми. Что же тогда мы имеем с Пигмалионом? Ваяющий наущаем ваяемой. Сама Афродита превратила себя в акт творения? Это сложный вопрос, могут ли демиурги творить самих себя, но кого-то же они сотворили! Кого же они сотворили?

Я не очень понимал, куда он клонит. Но мог поклясться, что сама интонация этих его рассуждений мне кого-то напоминала. Клавдий продолжал:

— Остановимся лишь на том, что мы имеем как факт. Факт ожившего произведения искусства. И нам не столь уже важно, верил ли Пигмалион в богов и была ли Афродита богиней. Нас уже не волнуют ни тот, ни другая, мы ходим вокруг и без конца трогаем ожившую статую. Мы возим ее на рентген, на томограф, на кардио- и энцефалограмму, берем анализы и прочее, прочее. Мы имеем дело с фактом. Фактом, который, может быть, есть в природе, но отсутствует в нашем сознании. И будет отсутствовать. Пока не будет найдена третья сила. Или вы мне ее назовете?

— Большеум.





— Кто-кто?

— Большеум.

— Ах, Большеум! Понятно. Кто-нибудь вроде Зевса?

— Возможно.

— Зевс. Ну что же, Константин, поехали дальше.

          Принявши душ, она с гримаской «фу»

          садилась в кабинете на софу

          и несколько минут, пока в шкафу

          искал я рюмки, так и оставалась.

          Я перед ней садился на пол при

          условии обычном: «Не смотри!

          Устала — жуть». (О, брови изнутри

          глазных орбит!) В глазах… но не усталость.

 

          В глазах — борьба прощений и обид

          О, брови изнутри глазных орбит

          и чуть с горбинкой нос (был перебит,