Страница 9 из 41
Глава 4
— И долго будем молчать? Так мы далеко не продвинемся. Может быть, начать мне?
Я помотал головой, но Клавдий продолжил:
— Примерно на сто–двести тысяч человек рождается один с весьма любопытной генетической патологией. Я консультировался в Академии медицинских наук. Через нее мне удалось выйти на одного восьмидесятилетнего старичка-профессора. Тот живет в Чите и своими глазами видел нечто подобное. Еще до войны у него была пациентка с добавочным позвонком типа «бабочка». Такой атавизм в литературе известен, но наблюдается крайне редко. Его описывают вот этой формулой.
Он подтянул к себе листок бумаги, что-то черкнул, потом толкнул мне. Действительно формула: Th5-Th6 и ещё что-то.
— Хотя слово «бабочка» имеет какое-то отношение к крыльям, все же некоторые ученые более склонны к мысли, что здесь, скорее всего, рудиментарные не крылья, а ножки. Кстати, все насекомые имеют шесть конечностей — даже те, которые с виду с четырьмя — в отличие, скажем, от животных, которые с четырьмя точно. У нас есть видеокадры, на которых вы можете видеть теленка якобы с парой маленьких крылышек на спине. Но на самом деле это, конечно же, крошечные ножки…
«Ножки! Пошел бы он и еще раз взглянул, какие у нее на спине ножки!»
***
Можно себе представить, как я был ошарашен, когда впервые увидел у нее эти штуки. Уже не под плащом, но еще под одеждой. Раздвоенный горбик.
— Что это у тебя? — Подавшись назад, я чуть не повесил себе на шею висевший в коридоре велосипед.
— Крылья.
— Чьи?
— Вообще-то мои.
— А зачем?
— А зачем твоей кошке хвост?
— Это кот.
— Ну, тогда зачем твоему коту хвост?
— Черт его знает, зачем моему коту хвост. Тут много всяких «зачем».
— А ты знаешь?
— Знаю.
— Тогда зачем?
— Гм… Значит, так. Когда Большеум навсегда покидал планету, он окинул взглядом ее просторы и спросил несчастных своих малоумов, которые навсегда на ней оставались: «Что вам нужно для того, чтобы быстро бегать?» — «Смотря для чего, — ответили малоумы. — Если убегать, то длинные ноги. А если догонять — длинный хвост». Так на Земле появились зайцы и лисы, а в Африке — антилопы и леопарды.
— Но Граф не лиса и не леопард.
— Но он ведь тоже кого-нибудь догоняет?
— Он догоняет крыс в зоопарке, а у тех хвосты подлиннее, чем у него.
Потом мы пили чай, и она опять через слово ссылалась на Большеума. А когда я спросил, да кто он такой, то ответа не получил.
Из ванной наконец донеслись энергичные хлесткие, хлопающие звуки. Через пять минут шпингалет отщелкнул назад.
Как и в прошлый раз, она сразу прошла на кухню, щелкнула кнопкой телевизора, села на кресло-кровать и достала свои сигареты. Как и в прошлый раз, на ней был мой банный халат, на голове — чалма-полотенце. Как и в прошлый раз, я оставил плиту на ее попечение и пошел в ванную сам.
Со стен текло струйками, потолок блестел каплями, на полу — слой воды. Тряпка, конечно, пахла кошачьей мочой — у Графа свои аристократические недуги. Когда я кончил вытирать, на плите уже булькало.
Она сидела на кресле-кровати, поджав ноги, и смотрела телевизор. Все такая же бледная, как и в первую ночь. Бледный ангел. Ангел блед.
Я был готов молиться ее Больше-уму, только бы она не ушла так же рано и так внезапно.
— Противный кот, — сказала она.
Граф лежал на телевизоре и сердито махал над экраном хвостом, словно по лобовому стеклу машины ходил одинокий «дворник». В телевизоре расплывался Егор Гайдар. Кажется, он был даже доволен, что перед ним так услужливо машет кошачий хвост — какое-никакое опахало.
— Вредный кот, — повторила она, ожидая, что я сниму кота с телевизора. — Больной и старый.
— Старый? — возмутился я. — Не знаю. Но иногда мне кажется, что он вечный. Кошачий Агасфер. А что до больного… так я лечил. Хотя это неизлечимое. Тут и Кашпировский не поможет. Я ведь даже к экрану его прикладывал, искры так и летели… Но боюсь, он родился без какого-то клапана в мочевом пузыре.
— Кашпировский — малоум, — сказала она. — А кот все равно противный.
— Ну, такая большая птичка, — не совсем умно пошутил я, — и боится такого маленького…
— Птичка! — рассердилась она. — Побыл бы сам в моих…
— Перьях?
Она замолчала и уставилась на Гайдара. Гайдар совсем залоснился и зачмокал губами. Граф спрыгнул с телевизора.
К счастью, она еще ничего не знала про действительно плотоядную страсть кота. Он любил прыгать с подоконника на ногу, если утром, не дай бог, высунешь из-под одеяла ступню и нечаянно шевельнешь пальцами…