Страница 3 из 65
Солнце стояло высоко в небе. В зените. А небо, как ему и подобает в конце мая, сияло умиротворённой голубизной. Лазурью. Или лазоревым. В древней Руси умели подбирать точные определения. Ведь оттенки «лазурный», «лазоревый» - это же исконно-русские слова? А то. Марку ли Моргану, историку и филологу, этого не знать?
А ещё, если на небо смотреть снизу вверх, вальяжно раскинувшись на молодой травке, наперекор предостережению «По газонам не ходить!» (про «лежать» ни слова!), то оно, небо, похоже на море. Такое же огромное, бескрайнее.
«Бесконечное», - как выразился бы математик Луис.
Реденькой дымкой - ну, точно, один в один, морская пена! - медленно плывут лёгкие облака. И тонет взгляд в бездонной лазури, и время останавливается, когда смотришь в глубину небес.
Обо всём на свете забываешь. Не думаешь. Нет, не потому, что в голове вакуум, мысли прокисли, а просто состояние такое: нирвана, оторванность, свобода. Когда он ещё посмотрит на небо снизу? Теперь долгое время только сверху.
С верха. Вот так.
Там, наверху, другие картины. Другая бесконечность, другое величие, и, возможно, другая нирвана. Но вот лёгкости этой там точно нет. А душе требуется лёгкость. Это, как физическому телу нужен воздух. Как дышать. Воздух и лёгкость – они неразделимы.
В небе пролетел ультразвуковой самолёт, испортил пейзаж. Марк лениво перевернулся на живот, тронул за локоть брата, раскинувшегося на траве звёздочкой. Что уж теперь… Выбор сделан.
- Поехали домой, Лу.
- М? – Луис скосил прищуренные карие глаза, выплюнул изо рта травинку.
- Домой поехали, говорю, - Марк поднялся, взял свою спортивную сумку.
- Поехали, - брат встал, отряхнул приставшие к брюкам сухие прошлогодние листочки, - но только маме обо всём скажешь ты, - и запальчиво добавил, - как старший!
- О, ну, конечно! – Марк сморщился. – Конечно! Как что, так я, как старший!
- А где уж мне, Агриппиппе! – невинно напомнил Луис.
- Где уж тебе, Агриппиппе! – согласился с ним Марк.
Они были близнецами, братья Морган. Марк старше Луиса на пятнадцать минут, и частенько при случае напоминал об этом. И по всем законам течения нормальных естественных родов, Марк родился головой вперёд. А маленький Луис вперёд ножками пошёл. Как валетом лежали в животе матери, так и родились.
И как-то, классе в пятом, Марк листал словарь латинских имён, доклад готовил по тёзке своему Марку Випсанию Агриппе – римскому государственному деятелю, полководцу, другу и зятю императора Октавиана Августа, жившему в первом веке до нашей эры. И наткнулся на производное имени – Агриппиппа, что в переводе означало «рождённый ногами вперёд». И возликовал и вознёсся над младшим братишкой.
Противное, хотя и совершенно безобидное прозвище тот час же было повешено на Луиса и прилепилось намертво.
Откуда ж мог знать Марк, что братец найдёт удобный момент и жестоко отомстит. Вовремя поддел! «Где уж мне, Агриппиппе!»
Придётся Марку самому всё матери говорить. А как объяснишь ей, специалисту по педиатрии и детской психологии, свой выбор?
Они только во двор вошли, как услышали рокешные запилы и бешеные ударные. Обычно мамка, когда беременная ходила, дикое мясо не слушала, хард-баллады гоняла, а чтобы такой тяжеляк, да на последнем месяце... Да ещё текст такой жуткий!
- Когда тебе вдруг станет ясно, что без дозы невозможен контакт,
Когда твои друзья один за другим станут под трибунал,
Когда твою грудь растворит кислота, а сущность съедят грибы,
Тогда поймёшь, что в этой жизни ты успел в самый раз – ха!
Умереть! Молодым!
Братьям не по себе стало. Что это с ней? Предчувствует? Переглянулись, прошли в кухню.
- Мам!
Пирогом ещё во дворе пахло, а по кухне такой вкусный дух плавал, что у обоих мальчишек разом заурчало в голодных животах.
Мать осторожно вынула из духовки тяжёлый противень, поставила на стол. Обернулась, оглядела сыновей сияющими глазами, оправила фартук на круглом животе. Мамка. Морщинки у глаз лучатся, светлые косы солнышком вокруг головы уложены. Чуть полнее с годами стала, родив четверых детей, но сорок шесть ей никто не давал.
Она щёлкнула кнопкой пульта, выключая свой рок, и спросила:
- Получили аттестаты?
- Получили, - вякнул из-за плеча брата Луис, - красные.
Мать улыбнулась, кивнула. Это они волновались перед экзаменами, а она не сомневалась, сразу сказала: «Сдадите». Как чувствовала.
- Молодцы! – сказала. – Поздравляю! – подошла, обняла обоих и велела. – Идите руки мыть. Отец звонил, сейчас подъедет, Виктор с треньки придёт.
- А Хэл где? – спросил Марк.
- Да в подвал пошёл, вина достать, сока, - ответила мать, подхватила свой противень с пирогом и понесла в столовую.
А братья руки пошли мыть.
Когда вернулись, застали её у открытого окна, выходящего на террасу. Мамка стояла, поглаживала свой живот, смотрела на шишки, висящие на верхушке большого кедра, что рос у ворот.
- Куда теперь? – спросила.
У Марка разом пересохло в горле. Теперь не отвертишься пространным «поживём-увидим», отвечать по существу надо. Он облизнул пересохшие губы, стрельнул взглядом на брата. Луис подчёркнуто-серьёзно пялился в пол. «Агриппиппа!» - подумал сердито Марк и пискнул:
- На «Каллисто», - поперхнулся и закашлялся.
Мать не обернулась. Ничего не ответила. Только рука её, лежавшая на животе, чуть заметно вздрогнула. Она молча откинула занавеску, закрывающую вход на террасу и тихонько вышла.
- Мам! – мальчишки бросились за ней.
- Мам, ты не волнуйся! – хватая за руки и, стараясь заглянуть в лицо, стали уверять наперебой. – С нами ничего не случится! Там же тихо сейчас! Войны нет!
- На «Каллисто» всё спокойно!
- Это лучшая база Системы!
- Там отличная подготовка!
- Всё хорошо, мам, будет! Мы писать будем часто!
- Мам, мы ещё на прошлой неделе заявления подали, - тихо сказал Марк, - вылет завтра. Ты не переживай за нас! Там спокойно всё!
Мать оглядела их, разрумянившихся, взволнованных, усмехнулась уголками губ.
- Да, там сейчас спокойно! – согласно кивнула. – Там курорт сейчас в сравнении… - не договорила, оборвала мысль и спросила, - форму, оружие получили уже?
- Да, мам, - сбитый с толку её поразительным спокойствием, пробормотал Марк, - там, в сумке.
- Покажите уже! – хмыкнула она и не понятно к чему добавила: - Вот что генетика делает!
Ребята притащили сумку, раскрыли.
- Гляди, мам. Вот форма. Комбинезон, верхняя куртка. Эмблема – две звезды с четырьмя лучами. «Каллисто» - значит…
- «Звезда, указывающая путь», - закончила мать, - бластер покажи.
- Вот, мам. Лазерный пистолет – ЛП.
- Дай-ка…
- Осторожно, мам! С предохранителя не снимай! Не снимай с предохранителя! Мама! Марк! Что она делает? – в ужасе завопил Луис.
- Мама, отдай бластер! – испугался Марк.
Мать, щёлкнув предохранителем, вертела лазерный пистолет в руках.
- Тихо, не орите! – снисходительно бросила. – Ничего со мной не случится.
Братья остолбенело смотрели, каким уверенно-отточенным движением она держит рукоять пистолета. Крутнула его, играючи, в гибких пальцах, перекинула в другую руку, легко поймала в боевую готовность, палец привычно лёг на спусковую кнопку.
Вот мамка всегда такая – вечно что-то недоговаривает. Ну, допустим, как переводится название «Каллисто», она могла знать от отца. Или в интернете посмотрела. А вот когда Вик пришёл с первой своей тренировки и, возбуждённо блестя карими глазами, стал рассказывать ей, какой у него хороший «хуп справа», она лишь сдержанно, как всегда, краешками губ улыбнулась, и поправила сына: «Хук, Виктор. Хук справа». Будто бы давным-давно разбиралась в боксёрских терминах ударов.
А теперь вот бластер. Будто родной в её руку лёг.
- Как думаете? – серо-зелёные глаза с озорной хитринкой глядят на сыновей. – Отсюда я попаду вон в те шишки на кедре?
- Мам, не надо! – Луис бросился к ней, схватил за руку. – Отдай!
- Цыц, я сказала! – фыркнула она, отодвинула его в сторону, вскинула руку, и, почти не целясь, раз-раз-раз, легко посрезала пяток шишек с верхушки дерева.
Марк и Луис обалдело уставились на дуло бластера, на тонкую руку матери, державшую оружие.
- Хороший пистолет, - сказала она, - лёгкий, удобный. До чего дошёл прогресс!
- Привет! – на террасу вошёл отец. – Вот вы все где!
С ним и Виктор пришёл, по пути встретились.
- Чем это вы тут занимались? – спросил, оглядывая маленькую компанию.
Парнишки-близнецы с неестественно-вытянутыми лицами и беременная женщина в фартуке с лазерным пистолетом в руке.
Повернулись, посмотрели на хозяина, и хором отозвались:
- Да вот...
Одинаковые лица, одинаково прищуренные карие глаза, резко очерченные скулы, тёмные волнистые волосы одинаково зачёсаны назад, забраны в «хвостик». Как есть, все в отца. Только у отца виски уж совсем седые, и короткая стрижка. И черты лица грубее, подбородок тяжёлый, глаза цепкие, пронзительные – годы тяжёлой работы отпечаток свой наложили. У ребят так же с возрастом будет, гены это, их ластиком не сотрёшь.
Материнского в мальчиках Морган ничего не проглядывало. Виктор – маленькая копия старших братьев, а Хэл – копия Виктора, только волосы чуть светлее.
И этот, которого мать сейчас под сердцем носит, такой же уродится. Чем-то неуловимо будет ото всех отличаться, но в целом, такой же Морган. Не раз за эту беременность она вздохнула:
- Хоть бы одну девку напоследок! Хоть в личико заглянуть, какая получится! Что ж за карма такая? Одни пацаны! И все на одну рожу, и все в тебя, а я будто и не участвовала в процессе!
- Наследственность такая, Джо, - пожимал плечами отец, - нас у матери шестеро, и все мужики!
И вот стоят два старших мужичка Морган и смотрят на папку вопросительно-испуганно. Мол, хоть ты, батя, поясни, что происходит?
- Что, прошлое властно нахлынуло? – усмехнулся отец. – Отдай бластер, Джо, не пугай детей.
- Ой, да на, пожалуйста, - мать с некоторой обидой протянула ему оружие и пошла в кухню за посудой.
- Они тебе звонили в отдел? – прокричала оттуда. – Доложились о своих планах?
- Звонили, доложились, - отозвался отец. Завернул рукава форменного комбинезона и пошёл в ванную.
Он уже десять лет руководил Космической Секретной Службой, полковник Кейс Морган. Сильный, смелый, гордость сыновей, опора жены. Конечно же, ему они сообщили в первую очередь. Сразу же, как заявления подали. Папка две недели солидарно помалкивал, только сегодня Вику сказал, и парнишка в полный восторг пришёл – братья едут на «Каллисто»!
Оставались Хэл и мама. Ладно, Хэл, хоть и белая ворона, но мужик, Морган, поймёт. А вот мама… Педиатр, психолог, мягкая, домашняя, ей-то как сказать, как объяснить?
Да-а, такой реакции ни Марк, ни Луис от неё не ожидали!
- Папка сказал: «Прошлое властно нахлынуло», - шёпотом повторил Виктор, - это как понять – прошлое?
Девять лет, а соображает как!
- А вот у папки и спросим! – решил Марк, обнял братишку за плечи и повёл в столовую.
Спросить не успели. Мать как раз пирог нарезала, а в такой ответственный момент её лучше не дёргать. Ещё и Хэл пришёл, притащил компот и вино.
- За смертью тебя посылать, - сказала мать, - иди, в кувшины перелей.
Мальчик, улыбаясь чему-то своему, послушно пошлёпал на кухню. Чудушко, вечно в облаках витает. Ни военное дело, ни боевые искусства ему не интересны. Тихий, сдержанный, на скрипке играет, сам музыку пишет, по фестивалям ездит.
- Тебе с твоей комплекцией на татами блистать! – не раз говаривал ему отец.
Хэл поднимал на него кроткий взгляд таких же карих прищуренных глаз и терпеливо спрашивал:
- Пап, ты как себе представляешь Паганини на татами?
- Паганини! – фыркал батя. – Ты уже сейчас слонопотам! А вырастешь, меня на голову перерастёшь, ведмедя голыми руками завалишь!
- Я покорю медведя искусством, - улыбался Хэл.
- Тьфу! – сдавался отец.
Но втайне успехами сына гордился, и на работе в перерывах слушал его скрипичные композиции.
Рассказали и Хэлу о решении старших. И про шишки, которые мать лазерным лучом бластера с верхушки кедра срезала, тоже.
- Это видеть надо было! – заключил Луис.
- А то мы не видели! – усмехнулся батя. – Можно подумать, круглее ведра ничего не видели! Чё Уоррен с Тревором запаздывают? – спросил, глянув на часы.
- Позвони да спроси, - предложила мать.
- Да придут! – отмахнулся отец. – Давайте садиться уже, жрать охота, сил нет.
- Я бы удивилась, если бы тебе не было охота жрать, - не удержалась мать от привычной поддёвки.
- Помалкивай, женщина! – не остался в долгу отец.
- Мам, - как в детстве, Марк дёрнул её за фартук.
- Погоди, - она развязала пояс, сняла его, бросила на спинку стула, - сейчас, - и вышла из комнаты.
Вернулась скоро, принесла шкатулку, что стояла у неё в верхнем ящичке шкафа в спальне, запертая на ключик. Небольшая деревянная резная шкатулка. Никто из ребят не знал, что там лежит. Может, какие важные документы.
Мать села на диван, покопалась в шкатулке, что-то достала из неё и опять закрыла.
- Вот, - протянула ношеные, но ещё опрятные погоны, один Марку, другой Луису, - талисманы.
Погоны были с эмблемой «Каллисто», голубой окантовкой и полковничьими звёздами. А на обороте каждого несмываемой тушью написано – «Дж.Рассел».
- Это же настоящие! – ахнул Виктор.
- Старого образца только, - сглотнув, подтвердил Марк.
- Мам, твои, что ли? – прошептал Луис.
- Мои, - спокойно ответила мать.
- Ха! – коротко рассмеялся отец. – Да когда я с ней познакомился, она была старше меня по званию!
- Мам, - Марк поднял на неё вопрошающий взгляд, - ты бы рассказала нам всё, а?
- Мать, правда, рассказала бы ты им всё, - повторил за ним отец.
- Делать нечего! – отозвалась она. – Пусть сначала до лейтенантских дослужатся, а там посмотрим.
- Ма-а-ам! – протянул Луис.
- Всё! – отрезала она. – Нечего байками тешиться! Молоды ещё.
- Один вопрос, мам! – не унимался Луис. – Ты что же, настоящий полковник? Ведь звание – это же на всю жизнь?
- Настоящий полковник, - улыбнулась мать, - в отставке.
- Сейчас Уоррен и Тревор придут, у них спросим, - подмигнул брату Марк.
- Они вам ни черта не скажут, - уверил его отец, - всему своё время. Давайте-ка лучше за силу традиции и мощь генетики я водочки тяпну!
Вот так-то. Жили – не тужили, ни о чём не догадывались. Мамка – мягкая, домашняя, шьёт, вяжет, книжки читает, далёкая от армейской жизни, педиатр, психолог, ага, восемнадцатый год в звании полковника! Да если бы не полный дом детей, так и до адмирала небось бы дослужилась! С такой мамкой и врагов не надо!
Она с привычной сноровкой раскладывала по тарелкам салаты, опять наготовила, как батя любит говорить, «на Маланьину свадьбу», взяла кувшин с компотом, потянулась за стаканом.
- Луис, Марк, хватит пялиться на меня, - сказала, не поднимая головы. Она удивительно умела чувствовать взгляды, - и так на сегодня много узнали. А на «Каллисто» вам мою биографию во всех красках распишут, даже и не сомневайтесь.
- Джо, садись, - отец дёрнул её за рукав, - давайте уже пить и есть. Вы, ребята, выбор сделали, и я надеюсь, что не пожалеете. Давайте! Служите весело! - и стукнул своей рюмкой о мамкин стакан с компотом.
Она отпила немножко, взяла кусочек яблока, откусила рассеянно. Аппетита в последние месяцы беременности у неё никогда не было.
- Армия ломает, - сказала задумчиво, - но всё на свои места в голове ставит. Всю шелуху сносит, и становится видно, кто ты такой есть. Но если вы думаете, что вам там послабление будет, потому что вы мои дети, то ошибаетесь. Сегодня же позвоню Алексу и скажу, чтобы три шкуры с вас драл.
- Алексу? – не понял Марк.
- Александру Сарженту, - пояснила мать, - начальнику «Каллисто».
- А ты его знаешь? – удивился Луис. - И он для тебя Алекс? Вы служили вместе?
- Было дело.
- Болтаете много! - заметал отец, наливая себе вторую
Только принять успел, как в дверь позвонили, и Виктор побежал открывать. Пришли Уоррен и Тревор, старинные друзья семьи.
Тревор всю жизнь проработал в архиве КСС. Сколько ребята его помнили, всегда такой был – толстый, неунывающий, добряк, любитель свежего пива. А Уоррен Барри, высокий, статный, седовласый, прежде работал в конторе директором.
- Мир дому вашему! – сказал, входя в столовую.
- Привет! – следом Тревор вошёл с полными руками каких-то кулёчков, свёрточков и тут же сбросил всё это добро в руки младшим мальчишкам, сказав. – Разберите там.
Мать, придерживая ноющую поясницу, поднялась из-за стола.
- Дорогие мои, сколько лет, сколько зим!
- Куда ты лезешь, колобок, сиди уже! – Уоррен схватил её за руки, усаживая обратно. – Сами разберёмся. Тарелку, вилку, стакан и без тебя отыщем. А что за праздник у вас? – спросил, присаживаясь к столу.
- Сдёрнул, приезжайте, сам ничего не объяснил, - поддакнул Тревор.
- Да дело в том, что старшенькие мои… - начал отец, разливая водку.
- Сегодня наша гражданская жизнь трагически оборвалась, - добавил скорбным тоном Марк.
- Завтра, ровно в полдень местного времени мы отправляемся служить в вооружённые силы базы «Каллисто», - закончил Луис.
Уоррен и Тревор посмотрели на близнецов, потом на их отца, потом на мать, потом переглянулись между собой и взорвались хохотом.
- Какая приятная неожиданность! – выдавил Тревор сквозь смех.
- Не родит свинья бобра, а всё время поросёночка! – добавил Уоррен.
- Каплун рождён от каплуна,
Иуда от иуды,
Колун рождён от колуна -
Генетики причуды! – продолжал веселиться Тревор.
- Ещё двое подрастают! – кивнул Уоррен на младших мальчишек.
- И третий на подходе! – отец положил руку на материн живот, в котором ребёнок ворочался так, что даже через ткань платья было заметно.
- Этот, - вздохнула она, - хлеще всех будет. Совсем бешеный.
- Почему это хлеще? – удивился отец.
- А потому что последний! – ответила мать. – Ты ж тоже последний, Кейси. И самый неугомонный.
Её слова вызвали новый взрыв смеха.
- Ну, и семейка! – отирая слёзы, сказал Уоррен. – Наливай ещё! Как к вам прихожу, моложе себя на десять лет чувствую!
- Ну, вот! – улыбнулась мать. – Значит, хорошая генетика?
- Да кто бы сомневался! – махнул рукой Уоррен. – Кейси, наливай!
Засиделись допоздна. Хохотали, дурачились, пели песни. Хэл на скрипке поиграл. Потом отец пошёл гостей провожать, мать помогать Марку и Луису собраться в дорогу, младшие убрали со стола и помыли посуду.
- Завтра с утра каких-нибудь постряпушек вам наделаю, - пообещала мать напоследок, - ложитесь спать, - и ушла к себе.
Да какой уж тут спать, когда последняя ночь в родительском доме! Столько волнений, надежд, планов! Разве уснёшь тут? Но мамка спать велела, а родительская спальня смежная с комнатой мальчишек. Шуметь и хохотать – себе дороже.
Братья тихо сидели в темноте, на кровати Луиса, плечом к плечу и молчали. Как встретит их «Каллисто» - лучшая в Галактике военная база? Как им служиться будет? Какая она вообще, армейская жизнь, там, в далёком космосе? Не пожалеют ли они о своём выборе?
Не сговариваясь, оба молча встали, подошли к раскрытому окну. Вот те на! Окно родительской спальни тоже было открыто, и мать стояла, откинув тонкую штору, смотрела задумчиво вдаль.
Луис толкнул Марка локтём, и братья хотели было тихонько прокрасться обратно, покуда она не увидела, что они не спят, как услышали голос отца:
- Ты чего не ложишься, Джо?
Мать повернулась спиной к окну и нараспев прочитала:
- Мы с тобой видали космос
Не на конфетном фантике.
На «Каллисто» нас е…ут,
И нам не до романтики!
Вот так мама! Исполнила акапелла! Не пел давно и спел говно. Ошарашенные таким экспромтом братья так и остались стоять у окна, забыв о том, что надо спрятаться.
- Знаешь, Кейси, - проговорила мать, - а я им немножко завидую.
- Джо, ну не надо, - отец подошёл, обнял её, - я им тоже завидую.
- В сравнении с тридцать шестым годом «Каллисто» сейчас мирный детский лагерь скаутов, - сказала мать, - служи – не хочу.
Тридцать шестой год… Сколько ей было? Двадцать два? Двадцать три?
- Вот как вчера, - продолжала она, - подходим на «Паритете» к Фириде, и я узнаю, что беременна. Да ещё и двойней.
- А мне до последнего не говорила! – ревниво напомнил отец.
Марк и Луис ничего не поняли. Боясь шевельнуться, продолжали прислушиваться.
- И вот целая жизнь позади, - вздохнула мать, - а завтра у них начнётся новая…
- Да не так уж и много от них требуется, - фыркнул отец, - не опозорить фамилию и дослужиться до адмиралов.
- Ну, ты загнул! – коротко рассмеялась она.
- А что, ты думаешь, им слабо? – удивился отец. – Джо, их двое! Ты представляешь, какая это сила?
- Ты это мне говоришь? – спросила она. – Помнишь? Хэл только родился, а Марку и Лу по пять лет было, и мы в Виргинии у Мерседес гостили, помнишь?
- Ты про сандалии? – уточнил отец.
- Да, - засмеялась мать, - ты помнишь? Как они пошли кораблики к ручью пускать и вернулись в одном сандалике каждый.
- Потому что Луис разулся и поставил их близко от воды, - сказал отец, - волна захлестнула, и они уплыли. И тогда Марк отдал один сандалик брату, и так и пришли в дом, у каждого по одному башмаку на ноге. Поделили, и виноватого не найти. Если бы Кэтти – дочка Мерседес не видела, как всё было, так и не узнали бы правду. Вот о чём тебе и говорю! – пояснил он. – Они стеной друг за друга ещё тогда стояли! А теперь и подавно! Нет, на «Каллисто» они не пропадут, это я тебе точно говорю!
- Да я и не сомневаюсь, - отозвалась мать.
- Пойдём спать, Джо, - сказал отец, отводя её от окна, - поздно уже.
Стараясь бесшумно ступать, Марк и Луис прокрались обратно к кровати, сели рядом.
- Агриппиппа, - шёпотом спросил Марк, - а ты помнишь, как проворонил сандалики?
- Не-а, - ответил Луис, - но, блин, как же приятно, что ты за меня впрягся!
- Я всегда за тебя! – горячо прошептал Марк, сжимая в ладони руку брата. – Я за тебя…
- А то! И я за тебя! – заверил его Луис.
Они долго ещё не могли уснуть, всё болтали, делились сокровенным, строили планы. А с утра пораньше прибежала подружка Марка, Джесси Лайен, такая питюлечка с кукольным личиком, тщательно подвитыми светлыми волосами и длиннющими ресницами. Картинно повисла на его шее и, давясь тщательно отрепетированными рыданиями, принялась клясться в верности и умолять писать каждый день. Но зорко следила, чтобы макияж не размазался, и в объятиях не помялась красивая дорогая блузка из тонкого, натурального шёлка. Душераздирающая получилась сценка. Луис держался мужественно, но в душе глубоко сочувствовал брату.
Мать увидела красотку лишь мельком, но ей вполне хватило этих впечатлений.
- Где ж ты откопал эту не изуродованную интеллектом Барби? – спросила она сына. – Даже не заморачивайся, она через неделю и не вспомнит о твоём существовании.
- Виноват я, что ли, что эти дуры сами на меня вешаются? – буркнул в своё оправдание Марк.
- И я не виновата, - ответила мать, - это батины гены.
- О! – развёл руками отец. – Опять нашла крайнего!
На космодром мать не поехала, тяжело уже, последние недели дохаживала. Попрощалась с мальчишками, расцеловала обоих.
- Братишка новый родится, не забудь фотку прислать! – попросил Луис на прощание.
Мать кивнула. Ребята сели в машину, выехали за ворота, она помахала им вслед и долго ещё стояла, смотрела на дорогу и думала о перипетиях судьбы и быстротечности времени.