Надежда

Нет.

– Лезь!

Он закинул меня на чердак. Я слышала, как хрустнула кость. Такой же звук рождается при поедании чипсов. Я не решалась закричать. Мне было так больно. И так страшно. И одиноко. Я умирала.

***

Мама. Я знала, она пыталась меня защитить. Знала, она волнуется за меня. Но я больше не испытывала любви ни к отцу, ни к ней. Только раздражение. Гнев. Боль. Такую сильную, удушающую, нестерпимую боль под рёбрами.

Алекс не знает ничего о том, что творится за стенами этого адского дома. Он не знает, а вот его мама скорее всего уже догадывается. И собаке понятно, что я не могу так часто падать и набивать синяки. Сама.

Алекс становится красивее с каждым днём. Я понятия не имею, что это. Что за ощущение пронзает всю меня, когда я вглядываюсь в его черты, замечаю его взгляд на себе. Мне никто никогда не говорил, что можно так сильно привязаться к кому–то, так сильно хотеть быть… ближе. Мне никто не рассказывал об этом, никто не сказал, что то, что я чувствую – неправильно или плохо. Поэтому я не боюсь этого. Меня тянет к нему. И я вижу, что он тоже магнитом тянется ко мне. Когда–нибудь, мы столкнёмся. Я не знаю, как это будет. На что это будет похоже? На фейерверк? Наверно на фейерверк. Искры будут лететь во все стороны, заставляя меня чувствовать себя любимой. Действительно любимой.

***

Это случилось. Летом. Мне было почти одиннадцать лет. Ему тоже. Мной двигали желание и боль, что всегда была со мной.

Я пришла к нему, подождав пока его родители не уедут на работу. Я нуждалась в нём, как никогда прежде. Нуждалась в его защите, в его заботе, в его нежности. Которые получила в полной мере.

– Обещай, что не оставишь меня, – повторял он, – Обещай, что не бросишь. Никогда.

– Никогда, – повторила я, – А ты обещай, что не забудешь меня. Никогда.

– Никогда, – так же повторил он.

И он поцеловал меня. Это было странно, непривычно, но так я чувствовала его по–настоящему. Так я была максимально близка с ним. Так я могла отвлечься от мыслей о доме и о том, что меня там ждало. Тем вечером.

***

Я вернулась домой и сразу заперлась в своей комнате. Мама с папой опять ругались на кухне. Мне пришлось приложить максимум усилий, чтобы не открыть окно второго этажа и не прыгнуть в сумерки наступающей ночи.

– Послушай, если ты не успокоишься, я соберу вещи и уеду.

Повисла тишина. Ужас пробрался под мою кожу, медленно уничтожал мои нервы. Страх был таким сильным, что стал единственным чувством, охватившим моё тело. На кухне горел свет. Я спряталась в своей комнате, убеждая себя, что дверь сможет остановить моего отца.

Они снова ссорятся. Снова. Опять. Который раз. Обида, гнев и мстительные взгляды заполнили каждый кубический сантиметр воздуха, уплотнив его, сделав горячим, обжигающий, невыносимым. Мне страшно дышать. Страшно двигаться. Страшно открыть глаза. Мне страшно.

Страх – единственное чувство, не покидающее меня, как паразит, вцепившееся в мою душу.

– Ещё один!? – вскричал озлобленный мужской голос, – Ещё один гадёныш, жрущий мою еду и живущий в моём доме!? Ты совсем спятила! Шлюха!

Я поёжилась. Такие слова бьют больнее палки.

Или нет.

Послышался грохот и сдавленный женский крик. Мама.

– О чём ты думала?! О чём ты только думала?!

– Нет! – снова грохот и крики.

Всё внутри меня сжалось, узел затянулся.

– «Пожалуйста, – взмолилась я, – Пожалуйста, пусть всё это закончится.»

– Мы едем в больницу, – взревел мужчина, – Сейчас же! Где эта маленькая дрянь?

Меня заставили выйти и сесть в машину. До больницы всего несколько улиц. Там будет светло, но безопасно. Я знаю. Я была там много, очень много раз. Мужчина со злостью хлопнул дверью. В глазах женщины я прочла стыд и испуг. Она старательно на меня не смотрела, но я и не желала её взгляда. Я презирала этих людей. Всем сердцем и всей душой. Мне бы хотелось никогда их больше не видеть, забыть эту часть жизни, начать всё сначала.

– «Пожалуйста, пусть всё это закончится», – снова взмолилась я.