Страница 138 из 171
Однако через месяц сны резко прекратились, и сразу стало понятно, что это отнюдь не радостный знак.
– Почему так? – тотчас спросила я у мамы.
– Ну, у всех по-разному, – ответила она с осторожной неопределенностью. – Не надо думать о плохом. Кто-то их здесь вовсе не видит.
– Лучше сразу скажи правду, – попросила я. – Без прикрас. Не хочу строить догадки, и так слишком много мыслей в голове.
– Скорее всего, Ашри погиб, – после короткой паузы отозвалась она. – Так всегда бывает. Мы перестали видеть сны о тебе в тот миг, когда самолет разбился…
– Нет, – перебила я поспешно. – Я бы это почувствовала. Ашри жив.
– Но ты видела, как разбился самолет.
– И видела сны. Это ведь будущее или настоящее, не так ли?
– Мы не можем сказать точно. Слишком много вероятностей и никаких исследований… Мира!
Я разозлилась, и, ничего не уточняя, пошла к обрывам. Зачем она внушала мне самое плохое? К чему готовила? К такому вот бесполезному существованию? Боги, что они делали здесь, если не пытались выбраться? Тупо сидели по домам и ели всякую безвкусную гадость вроде сушеных ягод и кореньев? Уж лучше самоубийство!
Я рыкнула и запустила куда подальше несколько мелких камней. Смирюсь – и тоже стану бесцветной. Попрощаюсь с Ашри – и мы друг друга потеряем навсегда. А ведь он более всего желал, чтобы я не сдавалась…
Прочь мысли о неудаче! Человек – самое сильное существо, так говорил армор. А, значит, я найду нужные пути. Если будет необходимо, то и сама проторю тропы. Даже если придется потратить на это годы – оно того стоит.
Вскоре мама тихонько села рядом со мной.
– Отпусти его, Мира. Пусть уйдет. Ты своим присутствием Там делаешь только больнее.
Своими словами она снова вскипятила котел моего гнева.
– Угу, конечно, – злобно прошипела я. – Так о покойниках говорят, а я жива, и он тоже!
– Иногда человек уже не может танцевать… – начала она, и меня пронзила, словно молния, чудовищно-прекрасная догадка.
– Демоны тьмы!!! – вскочила я, хватаясь за голову. – Ну почему я не подумала об этом раньше?!
– Что такое? – несколько напугалась мама.
– Шахрэ. Продолжай танцевать, всегда танцуй. Пустота, вот что должно пробить брешь в броне Черногорья! – Я принялась ходить туда-сюда, чувствуя, как надежда залечивает раны отчаяния. – Вопрос лишь в том, действительно ли сработает именно этот разговор? Можно попробовать Огонь, или любое сильное чувство… Нужно пробовать! Да, да! Ура!
– Мира, подожди. При чем здесь ритуальные танцы?
– Да при том! При всем! Однажды, дома, я уже открыла пространство…
Мне так хотелось поделиться с ней этой догадкой, что я целых два часа, захлебываясь словами, объясняла смысл магии шахрэ, его взаимосвязь с иными пределами, и мои собственные успехи в области Разговоров.
– Мне нужно изучить танец. Я должна довести его до совершенства! Я смогу. Да, обязательно смогу. Не зря же Ильрэз говорила, что это важно… – Я запнулась, отрешенно уставившись в пространство. Милостивый боже! – Она знала. Она всегда знала! Вот почему Скорпион так хотел ее возвращения: Ильрэз видит будущее!
Пришлось и об этом рассказать, и мама слушала жадно и внимательно, чем подкупила мои чувства. В конце концов, когда мы вернулись в дом, я принялась разрабатывать поэтапный план тренировок. Теперь только шахрэ могло спасти меня и их. Правда, папа отнесся к этому скептически, но хотя бы отговаривать не стал.
– Дело твое, малыш. Если это поможет справиться с болью…
Он не верил. Никто не верил, даже мама. Поселенцы, вскоре прознавшие о моих танцах, крутили пальцев у виска – вот девка развлекается! А называть меня сумасшедшей было за что.
Я упражнялась по восемь часов в день – упорно, до полного изнеможения. Ильрэз не зря учила меня всем тонкостям, помогала запоминать, а уже потом отрабатывать. Она ведала изначально, чем закончится мое путешествие, но не сказала, не предупредила. Почему? Потому что будущее не изменишь? Или раскрывать его ей не велели высшие силы, так же, как Ашри не мог открыть мне тайну языка арморов?
Я разбивала колени, лицо, ладони. Я чуть не сломала пальцы, вывихнула плечо, ударилась головой. Я понимала, что рано или поздно сломаюсь и не починюсь, но сдаться значило умереть на самом деле. Пока была боль – я чувствовала себя живой.
Моим постоянным пристанищем стала песчаная поляна средь промерзших сосен. Иногда я так уставала, что засыпала прямо там, в толстом спальнике, что дал папа. Родители приносили мне еду, и, бывало, подолгу смотрели, как я отрабатываю головокружительные перевороты, стойки и гибкие движения.
Это была молчаливая, прочная поддержка. Когда у меня впервые получилось одно из сложнейших движений, даже папа сказал, что готов поверить в существование подобной магии. Но, к сожалению, мне недоставало советов Ильрэз, ее мягкой, упорной критики. Я просто не могла увидеть себя со стороны, а потому некоторые элементы проваливала постоянно.
И вдруг папа откуда-то достал камеру – старую, но все еще годную.
– Подзарядить ее не проблема, так что пользуйся на здоровье!
Тогда я впервые обняла его. Вот что было главное: не слова, не оправдания, не утешения даже, а понимание и поддержка несмотря ни на что.
Этим же вечером, когда я хмуро смотрела на собственный кривой танец, мама принесла мне удобные брюки и майку.
– Они эластичные. Старые, правда. Наверное, в таких получше, чем в платье? Но если нет, я могу его зашить. Кстати, чудеснейший комплект у тебя. Розовое золото? Да, такие подарки не забываются. Подобное дарят только тем, к кому сердцем пригрелись.