Страница 6 из 49
- Вы, добрые мессиры, лучше горы обходите стороной, - страшным шепотом говорил хозяин харчевни «Ржавая подкова», - особо там, где леса начинаются. В прошлую осень прирезали там маркиза де Конфьяна. Не посмотрели на титул и дружбу с королем. Банда разбойников орудует, на всех страху напустили! Уже крестьяне торговать не выезжают совсем, хорошо хоть припасы кое-какие остались. А если и по весне разбойников не разгонят, так будущую зиму будут впроголодь жить.
- Так этим-то стоит озаботиться королю! – заявил фрейхерр Кайзерлинг, отпивая из кружки доброе трезмонское вино. – Когда я служил у Фридриха Гогенштауфена из Вестфалии, у нас, коли и убивали благородных, так только на поле боя, но не в лесах да не в горах. Даже как-то непочетно – быть прирезанным разбойниками.
- Видал я однажды этого де Конфьяна вблизи, - протянул брат Ницетас. – Уверен, то Господь покарал его за то, что якшается с недостойными грешниками. Станет ли честный человек с женщиной жить, чьи волосы по-мужски острижены? Да еще и с такой рыжей! Все оно от лукавого!
- Да уж, святой брат, - отозвалась молодая женщина, чье лицо было скрыто капюшоном плаща, за другим столом. – С рыжей да еще и стриженой – хуже, чем с гулящей в придорожной харчевне!
Мужчина, сидевший возле нее и шумно хлебавший похлебку, на время замолчал. А потом продолжил свое прежнее занятие.
- Правду говоришь, дитя! – тут же закивал брат Ницетас. – Недаром гулящих стригут. А рыжие, клянусь своим скапулярием, все ведьмы!
- Точно! Вот и меня моя околдовала, - с довольной улыбкой сказал любитель похлебки.
Женщина возле него только хмыкнула и встала из-за стола.
- Я спать. День нынче трудный был. Да и ты уж не засиживайся, Жан, - бросила она, убираясь прочь.
Жан только закивал, но едва женщина покинула харчевню, тут же пересел за стол к фрейхерру Кайзерлингу и брату Ницетасу.
- А я и маркизу вблизи видал, - сказал он, обращаясь к собеседникам. – Она после смерти Его Светлости совсем сдала. Ей-богу, до весны не доживет. Худая совсем, лицо чуть ли не черное. Если и ведьма, так сама себя прокляла. Клянусь, мессиры. В жизни такого горя не видал, хотя горестей встречал немало на своем веку.
- Где ж ты видал-то ее? – удивился брат Ницетас. – Говорят, сидит в своем замке, никуда не выходит, никого к ней не пускают. Еще и родня по мужу покойному на наследство позарилась. Только и разговоров теперь, что замка она не защитит, коли к ней добрые родственники пожалуют.
- Ежели б такое приключилось в Вестфалии, - многозначительно вставил фрейхерр, - детей бы отдали на воспитание кому постарше да поумнее из семьи, а ее бы в монастырь отправили. Пусть там себе вдовствует.
- Изверги, не люди, - грустно вздохнул Жан. – Ну да король наш – добрый человек. Он ее в обиду не даст. Управляющий Жуайеза, месье Гаспар, сказал, что ему теперь граф Салет письма пишет, чтобы он приказов маркизы не исполнял больше. Что недолго ей править герцогством осталось.
- Граф Салет! – воскликнул фрейхерр. – Как же! Слыхал! Знатный воин, лев на поле брани! Брат Ницетас, в прошлую зиму он вызвал на поединок восьмерых рыцарей. И нет больше ни единого из восьмерых!
- Пропал Конфьян, пропал Жуайез, - сокрушенно вздохнул Жан. – Впрочем, мы с моей Аделиной все же надеемся на короля. Маркиза-то сбежала с детишками к де Наве.
- Как к де Наве?! – загрохотал звучный голос откуда-то сзади. Вся троица и хозяин харчевни обернулись. За одним из столов сидел мужчина в богатом черном плаще, отделанном мехом и расшитом драгоценными каменьями и золотом. Он был не стар и, видимо, довольно крепок. О его, по всей видимости, богатой событиями жизни говорила задубевшая грубая кожа смуглого лица и многочисленные шрамы. Взгляд же темных глаз был острым и очень сердитым.
- Да так! – тут же кивнул Жан. – Просить защиты для детей и отстаивать их права.
- Lupa! – рявкнул незнакомец. И ударил кулаком по столу. – Опять улизнула!
Жан побледнел. Он дураком не был, быстро смекнув, что сболтнул лишнего. Нет, все-таки был. Поскольку сболтнул.
- Что ж, мессиры, - пробормотал Жан, - пойду-ка я спать. Правду говорит моя Аделина – день и впрямь был тяжелый.
С этими словами он быстро покинул харчевню.
А незнакомец встал из-за стола и обратился к фрейхерру Кайзерлингу и брату Ницетасу:
- А вы, и правда, считаете ее ведьмой, мессиры?
- Рыжая, стало быть, ведьма! – уверенно заявил брат Ницетас.
- И шлюхой?
- А к чему иначе волосы стричь и в мужской наряд облачаться? – отозвался фрейхерр Кайзерлинг.
- Вот уж спорно, - засмеялся незнакомец. – Но то, что шлюха она, я вам говорю наверняка! Я, граф Салет! Кузен несчастного герцога де Жуайеза, коего она свела в могилу, заколдовав коня на поединке, выбросившего его из седла! Она же околдовала и покойного маркиза де Конфьяна! Черная вдова, ведьма! Всем объявляю, двое ее мужей будут отомщены! А она – наказана! Со мной и семья маркиза! Мы вместе – та сила, что восстановит справедливость. И даже королю не стать у нас на пути! И всяк добрый человек должен оказать нам помощь, ибо то сам Господь говорит моими устами! И его десницей суждено стать мне! Со мною вы, мессиры?
Фрейхерр Кайзерлинг вскочил с лавки и воодушевленно воскликнул:
- Клянусь, Ваша Светлость, я с вами! Иначе стыдно мне будет ходить по земле, покуда такая несправедливость царит! Брат Ницетас, что ты молчишь?
- Церковь велит искоренять ересь, мессир, - ответил брат Ницетас. – А маркиза, несомненно, еретичка и колдунья. В этих вопросах духовенство на стороне праведности. Да, я с вами, мессиры! На правильность этого указывает мне нынче сам Господь.
- Вот и славно! – довольно потирая руки, сказал граф Салет. – В таком случае, на рассвете едем в Жуайез. Пора заявить свои права на него. А после, как только соберутся Конфьяны, отправимся к самому королю – требовать справедливости, друзья мои!
- Вот! Я всегда говорил, что нет ничего лучше доброй мужской дружбы! – весело подмигнув брату Ницетасу, добавил фрейхерр Кайзерлинг.