Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 68

Глава вторая. Плюсы и минусы путешествий с драконом.

Ветер нещадно бил по лицу, с каким-то подозрительным энтузиазмом стараясь сдуть девушку со спины стремительно летящего на юг дракона. Руки паникующей девушки скользили по чешуе, даже одежда не цеплялась за нее, вопреки ожиданиям, так что ничто не облегчало главную теперь задачу Леды - не свалиться со своего "ученика". Кроме того, было ощутимо холодно, так как драконы летали выше облаков, чтобы оставлять свои передвижения в относительной тайне от остальных рас, снижаясь только над «своими» землями или после наступления ночи. Так что и о захватывающем зрелище говорить не приходилось: вид с парящего дракона ограничивался слепяще-синим пространством сверху и белым кучевым одеялом облаков снизу. Было, конечно, и солнце, но как ни силилась Леда на него смотреть, слезы и режущая боль в глазах застилали взгляд, поэтому совсем скоро унылое однообразие одолело девушку, а звук размеренно вздымающихся крыльев помог убаюкать ее сознание. Несмотря на все напряжение и страх падения с такой высоты, Леда умудрилась расслабиться и задремать.

Когда она очнулась, дракон уже опустился ниже, но не потому, что солнце скрылось за горизонтом и теперь их могли видеть лишь обладающие редкостным зрением существа. Она даже забыла удивиться тому, что сонной не свалилась со спины Аккеана. Ее любопытство, столь разочарованное не впечатляющим по ощущениям полетом, теперь ликовало: под ними было море! Море, о котором девушка мечтала чуть ли не с самых пеленок. И хотя ее семья вовсе не была бедной, денег на развлекательные поездки не было – огромные средства уходили на лечение отца, точнее жалкие попытки лечения. И вот теперь...

Море завораживало. Куда ни кинь взгляд, гулко волнующаяся водная гладь стремилась куда-то, поблескивая всеми оттенками темно-фиолетового цвета. Оно казалось древним, таящим в себе небывалую силу и мощь. Будто дремлющее огромное животное, способное разнести весь мир на мелкие кусочки. А разверстое над ним небо открывалось во всей своей особенной непостижимости - невыносимо глубокое, наполненное звездами и легкой серой дымкой облаков, скрывающих своей вуалью новорожденный месяц. Все это великолепие отражалось в водной колыбели колышущейся, живой, сияющей россыпью ярких точек бесконечностью, порождая ощущение подвешенности между мирами. Они как будто находились где-то в безграничном пространстве, где живут лишь величественные Боги и всемогущие Бессмертные.

Девушка даже поежилась от пробирающих до мурашек ассоциаций. Леда никогда не видела ничего подобного и в непонятном самоубийственном порыве поделилась своими ощущениями вслух. Дракон повернул к ней свою морду и внимательно посмотрел в глаза. Она прикусила губу, за долю этого мгновения успев уже сотню раз проклясть себя за свою впечатлительность и привычку сболтнуть что-то совсем неподходящее случаю или кому-то совсем для этого неподходящему. И за дурацкую самонадеянность, конечно. И за неумение пить. И вполне смогла бы добавить еще массу всего в этот список, если бы Аккеан не прервал ее самобичевание, спросив:

- Значит, желаете проверить мои знания? Хорошо, - он вытянул шею вперед, снова глядя перед собой, и начал рассказывать историю этого мира так, как ее знали Древние.

Леда была далеко не глупой девушкой, особеннно когда не перебирала со спиртным, весьма образованной и начитанной, она впитывала знания как губка, ей всегда было мало информации, мало книг, мало ответов. Но то, что она услышала от дракона, она слышала впервые, и вряд ли профессора, которых она знала, могли похвастать иным.

- В те времена, когда кроме Изначальных Богов еще никто не появился на свет, все пребывало в мире и покое, - начал свой рассказ ее "юный ученик". Его голос казалось растекался мягким бархатистым гулом по самой коже, окутывая своим звучанием и просачиваясь нежным теплом внутрь, словно глубокое, трепещущее эхо, пораждающее живые, объемные картины минувшего на изнанке сознания. - Боги, познав и освоив все, что только было возможно, находились в блаженной дремоте и наслаждались гармонией, царившей вокруг. Однако не все они довольствовались таким существованием. У некоторых Изначальных возникло желание творить, они хотели вложить силу в иную форму и начали создавать подобных себе, но иных - так появились Младшие Боги. И стало их множество

Другим Изначальным было просто невыносимо однообразие и, чтобы окончательно не погрузиться в уныние, они стали уже вытворять. И вытворили ничуть не меньше. Правда, некоторые из их деяний Боги вынуждены были поставить под запрет, ибо, как оказалось, они могли привести к необратимым разрушениям. Но нескольких, особо увлеченных, не остановило и это.





Первым из них был Марелон, который развлекал себя тем, что пытался поглотить свет. Никто, даже он сам, не ведали, для чего это могло понадобиться. Но Изначальных оправдывает лишь одно - все они долго и упорно страдали от скуки. Итак, одна из попыток Марелона все-таки увенчалась успехом. Воистину, он был невероятно упорен. И тогда разделилось сущее на Свет и Тьму и все перестало быть Единым. Все пришли в замешательство, а кто-то и вовсе начал паниковать, но сам Марелон тут же окрестил Тьму своей вотчиной. Со времен Первого Запрета он искал себе место, чтобы жить и творить отдельно ото всех, без контроля других Богов и их ограничений. Для этого новое пространство вполне подходило, ведь глядя из тьмы на свет можно все видеть, оставаясь при этом незаметным.

Другим новатором на грани стал Великий Драконий Бог, который прикинул хвост к носу, поглазел на Марелона, поразмыслил и... так же «из любопытства» раскусил Время на части. Так стало Прошлое, Настоящее и Будущее из Единого множеством. Но, чтобы сохранить гармонию и не пасть как Марелон, Великий Драконий Бог принес великую жертву и тем замкнул потоки в спираль, заставив время идти по кругу, дабы все в мире имело шанс возвратиться на свое место и начать все сначала. Если бы это произошло раньше падения Марелона, разрыв пространства можно было восстановить, просто переждав вращение одной временной петли, и тогда Тьма была бы побеждена в самом начале. Но возможно, тогда Драконий Бог, не счел бы необходимым возвращать единение разобщенным частям, не пытался скрутить время обратно, и стала бы жизнь для всех тяжким бременем бесконечности и неизменности, и Тьма проникла бы в Свет иначе.

На том Боги решили больше ничего из Первозданного не разделять, не раскусыват и множить, а экспериментировать с созданием нового другими путями. И посмотрели они вокруг, после всего, и увидели много пространства и много времени, но все это было пустым и тоскливым. И тогда решили они заполнить все вокруг себя, чем только взбредет им в голову. И так увлеклись они и так разошлись в своем творчестве, что не заметили, как заполнилось все, и им уже самим не осталось места в Сущем.

Но, когда они захотели очистить себе пространство, оказалось, что их создания слишком дороги для них и не смогли Изначальные уничтожить ни одно из своих творений. И ушли они за Грань Бытия, в Вечность, в самое начало разрыва Времени, где и пребывают до сей поры, и откуда наблюдают за нами через Око Мира. Это последнее, что Боги создали и что пропитывает все живое, созданное в Свете: вода и ее высшая ипостась - кровь.

Так что, подобные ощущения от моря, госпожа, вполне оправданы. Это окно, через которое Боги наблюдают за нами и где хранится память всех форм жизни, как и кровь является хранителем памяти всей расы и окном, в котором Боги видят душу существа, его суть.

По иному Изначальные не могут вступать в мир. Никто из них, кроме Марелона, конечно.

Он видел ошибку других Богов и поклялся, что никогда не будет заполнять Тьму. Он призывал Богов остаться в его владениях, не уходя за Грань, но они отказали ему. Так Марелон остался один. Он научился сдерживать свое творческое начало, оставляя пустоту вокруг себя. Он научился не создавать новое во тьме, а пользоваться созданиями Света, искажая и изменяя их по своему разумению. Он научился легко угадывать их слабости, ведь с его стороны, из Тьмы, всегда виднее. Он научился манипулировать этим, используя создания Света в своих целях. Он исправляет все и вся под себя и свои цели, стремясь к своему Идеальному миру и миру идеальных существ.