Коллекционер

— Меня? Я лишь хотел, чтобы она не стыдилась своих желаний! Не притворялась и приняла себя настоящую, чувствующую то же, что и я. И если бы не ты, я бы добился своего, уже сегодня, сейчас, — ты повышаешь голос, с надрывом, и она, осторожно подкрадываясь к тебе, ясно видит, как сквозь твои пальцы просачивается кровь, уже давно пропитавшая салфетку. Ты слабеешь, Алан, но с завидным упрямством веришь в то, что она поможет, приползет к тебе на коленях и под твоим чутким руководством вырвет тебя из лап смерти. Вот только маленькая Кейти другая — она не зависима от тебя и уж точно не пожалеет о твоей смерти.

Она, в отличие от меня, уже свободна.

— Сдохни, — сильный удар по голове отправляет тебя на пол, и горящие свечи рассыпаются вокруг, когда она раз за разом опускает подсвечник на твою голову. Садится верхом на твою грудь, когда ты падаешь навзничь, и превращает твое некогда привлекательное лицо в кровавое месиво. — Я не позволю, она не станет такой, как ты... Отпусти ее... Отпусти...

Тусклый свет проникает через прикрытые веки, и я не понимаю, что со мной происходит, пока с трудом не открываю глаза и не концентрируюсь на стоящей рядом с кроватью фигуре. От нее пахнет знакомым сладким ароматом, и ворох воспоминаний из прошлой жизни заставляет бешено стучать сердце. Когда-то ты пах точно также, в те моменты, когда возвращался от нее, ввергая меня в муки... ревности или обиды?

— Ты заставила меня понервничать, Кейт, больше так не делай, — у нее приятный тихий голос, с легкими перекатами хрипотцы на некоторых звуках, и я, хмурясь, вглядываюсь в ее профиль. Угадай, Алан, что первое приходит мне на ум? Правильно, что она красива. Чертовски красива, как и окружавшие тебя шедевры. — Как ты себя чувствуешь? — наконец, она поворачивается ко мне и водит перед глазами пальцем, проверяя мою реакцию, после потери крови несколько замедленную.

— Не очень. Как ты сюда вошла?

— На моем пути не встретилось еще ни одной двери, которую я бы не смогла открыть. Я вовремя, ты так не думаешь?

— Кто ты? — я пытаюсь подняться, опираясь локтем, но она ненавязчиво нажимает на мое плечо и возвращает в прежнее положение, заботливо проводит ладонью по щеке и даже улыбается, так, будто мы знакомы полжизни.

— А ты? Кем ты стала после того, как обрела так называемую "свободу"? Не утруждай себя, я отвечу: никем. Сглатываю, нервно оглядываясь по сторонам и отчаянно боясь или надеясь? увидеть тебя. Прислушиваюсь к напряженной тишине и не слышу ничего, кроме своего сбитого дыхания и просто оглушительного стука сердца. Этого не может быть, не может, ведь не может, да?

— Т-ш-ш, Кейт, я не хотела напугать тебя. Поверь, я не причиню тебе вреда, — она поднимает ладони, показывая, что в них ничего нет, и впивается в мое лицо холодным проницательным взглядом. Молчит, нагнетая и без того напряженную атмосферу, а потом вновь по-доброму улыбается, напоминая умалишенную. Слишком быстро одна эмоция на ее лице меняется на другую. — Я знала, что ты красива, но не думала, что настолько. Впрочем, это не удивительно, у него редкая способность находить все самое лучшее.

— У него?

— Брось, ты прекрасно понимаешь, о ком я, ведь ты вовсе не глупа, Кейт. По крайней мере он так считал, — она выпрямляется, наверняка собираясь уйти, но потом внезапно склоняется надо мной и, лихорадочно скользя по моему лицу взглядом, шепчет: — Не могу не спросить: почему ты позволила ей сделать это? Сжечь все то, что он с таким трудом создавал? Убить красоту, которую ждала вечность? — кончики ее волос касаются моей обнаженной груди и под этим диким одержимым взглядом я покрываюсь мурашками с ног до головы. Поднимаю руки с забинтованными запястьями и упираюсь в ее плечи, словно боясь, что она раздавит меня, сотрет этим странным эмоциональным напором.

— Как ты можешь спрашивать меня об этом? Разве не ясно? Он убил их! Убил десятки девушек ради своих больных фантазий. Он хотел убить меня! Он сделал это, ты даже не представляешь, во что я превратилась за то время, что была с ним рядом.

— Почему же, — она не обращает внимания на мою вспыльчивость и пожимает плечами, наконец отстраняясь от меня и принимая невозмутимый вид. — Но ты сама виновата в этом, потому что он давал тебе шанс стать тем, кто ты есть на самом деле. А ты предпочла спрятаться в этих стенах с чужим именем на бумаге. С чужой жизнью и с чужими мыслями. С людьми, который никогда не примут тебя настоящую, потому что это за гранью их понимания. Помнишь, когда-то ты восхищалась красотой его шедевров и при этом не чувствовала вину за свои мысли. Ну же, признайся, его сад вызывал в тебе вовсе не страх. Трепет... — она замолкает, а я смотрю на нее ошарашенными глазами и едва сдерживаю слезы, потому что каждое ее слово режет по живому.

Ведь я ни раз об этом думала. Думала о том, что нисколько не отличаюсь от него, раз с таким восхищением принимала мертвую красоту. Разве это нормально — видеть красоту в смерти?

— Я могу рассказать, что ты чувствовала, находясь в его власти. Каждый день и даже каждую минуту, но, думаю, мы и так все знаем. С момента, когда ты провалилась в отчаяние, до момента, когда к тебе пришло осознание: ты оказалась в нужное время и в нужном месте, рядом с тем, кто понимал тебя как никто другой и не осуждал тебя за это.

— Прекрати. Я не знаю, кто ты, но ты явно сумасшедшая. Откуда ты можешь знать, что я чувствовала, и как ты можешь рассказать об этом, если даже не представляешь, через что мне пришлось пройти?

— Думаешь? — ее идеальные брови взмывают вверх и несколько волнистых прядей падает на лицо, когда она чуть склоняет голову и, взявшись за края блузки, оголяет свое тело. Стройное худощавое тело с впалым подрагивающим от дыхания животом, испещренное многочисленными разнокалиберными шрамами. Знакомыми тоже, потому что на моем теле точно такие. Всхлипываю, сжимая губы в тонкую линию, и отворачиваюсь, пряча наполненный болью взгляд в противоположной стене. Только представь, Алан, мы, твои несостоявшиеся жертвы, живы, тогда как ты сгорел от рук маленькой Кейти.