Коллекционер

Она чувствует едва уловимый сладковатый запах, оседающий на языке липкой слюной, и ей приходится часто-часто сглатывать, чтобы избавиться от приторного вкуса. Он знаком ей. До боли. До мурашек по коже и замершего в груди сердца. Ей страшно открыть глаза, но чье-то чужое дыхание касается ее лица и вынуждает сделать это — окунуться в настоящее, где она стоит у стола и с ужасом наблюдает за тем, как ты разрезаешь стяжки на лодыжках куколки Кэрол. Мертвой, конечно. Свет от пламени свечей падает на твою спину, покрывает волосы на твоем затылке мутно-желтым свечением и играет тенями на потолке, когда она, чувствуя обжигающую внутренности злость, поднимает глаза вверх и до онемения в пальцах сжимает холодную вилку. Она так безжалостно разбрасывается временем, что физически ощущает, как уходит подаренный ей шанс. Шанс избавиться от тебя и тем самым лишить тебя власти над Кейт.

— Для первого раза неплохо, Кейт. Вернее, он уже не первый, не так ли? — ты ласкаешь кончиками пальцев безвольно лежащие на подлокотниках руки и медленно поворачиваешь голову, вглядываясь в ее лицо пристальным взглядом. Встаешь, заставляя ее напрячься и сжать вилку сильнее, и подходишь вплотную, опуская ладонь на ее талию. Она трещит по швам, разрываясь от ненависти и дикой ярости, но умело сдерживает себя и даже улыбается. Едва заметно, уголками губ, которые тут же оказываются в плену твоих. Ты целуешь ее, даже не догадываясь, кто на самом деле стоит перед тобой и как этот "кто-то" опасен для тебя, потому что она видит тебя насквозь и знает, для чего ты устроил весь этот спектакль.

Пора рушить барьеры.

— Только мой тебе совет: никогда не медли, не сомневайся. Если ты позволишь себе сомнения, они могут превратиться в твою зависимость, слабость. Не повторяй моих ошибок, — ты шепчешь, обдавая висок горячим дыханием и бросаясь тонким намеком, а потом разворачиваешься, складывая нож и по инерции убирая его в карман брюк. — Что ж, у тебя есть шанс сотворить собственный шедевр, Кейт. От начала и до конца.

Ты не видишь, как меняется ее лицо, превращаясь в ничего не выражающую маску, но зато чувствуешь ее взгляд, полный ненависти и решимости. От этого твои плечи напрягаются и, следуя за интуицией, ты поворачиваешь голову именно в тот момент, когда занесенная над тобой вилка входит в твою шею, вонзаясь в сонную артерию и прокалывая ее стенки насквозь.

Твое лицо вытягивается от удивления, ты хмуришься, пристально вглядываясь в устремленные на тебя глаза с неестественно расширенными зрачками, а потом делаешь шаг назад и прижимаешь ладонь к шее, пытаясь остановить кровь и спасти то, чем дорожишь больше всего на свете, — свою жизнь. Отравленную проклятую жизнь, пропитанную смертью и красотой. И среди этих кровавых секунд она не может не заметить, как пелена разочарования и боли покрывает до этого уверенный взгляд, остановившийся на вилке в ее руке.

— Глупая маленькая Кейти думает, что убив меня, сможет подарить Кейт свободу, — ты говоришь это с придыханием и спокойно достаешь нож, одним нажатием выдвигая острое лезвие. В его поверхности теряются блики, и первые дорожки крови появляются на ее ладонях, когда она, пытаясь нас защитить, выставляет их вперед. Всего пара взмахов и они превращаются в лоскуты разрезанных мышц, и комната наполняется криком, когда ты уверенно вонзаешь нож в ее плечо, вмиг стирая маску жестокости с ее красивого лица и давая себе несколько секунд передышки, за которые ты успеваешь схватить со стола салфетку и зажать ею рану, из которой не переставая течет кровь. Пошатываешься и в твоих движениях появляется явная нервозность, потому что ты прекрасно понимаешь, насколько опасно такое ранение. — Но что если ты ошибаешься? Что если там, — ты показываешь пальцем куда-то в сторону, и твоя рука мелко-мелко дрожит, внезапно опускаясь безвольной плетью. — Что если там ее ждет куда более страшное насилие. Насилие над собой, над тем, кто она есть на самом деле. Она никогда не станет прежней, так же как и ты, — твоя речь сбивается, ты хмуришься и неуверенной походкой подходишь к шкафам, в хаотичном порядке открываешь ящички, один за одним, практически не обращая внимания на нее, сжавшуюся у стола и наблюдающую за тобой все таким же ненавидяще черным взглядом. — Ты так ничего и не поняла, не увидела то, что я хотел вам показать. То, насколько мы схожи и насколько на самом деле одиноки, ведь для всех мы лишь обыкновенные убийцы, но не творцы, не создатели чего-то более прекрасного, чем банальная красота банальных вещей.

Сдохни, Алан. Сдохни. Сдохни.

Она шепчет это, зажимая свою рану и пристально наблюдая за тем, как ты пытаешься достать инструменты, как по неосторожности рассыпаешь их по полу и, склонившись, собираешь их скользкими от крови пальцами.

— Помоги мне, Кейти, ты не можешь оставить меня, — рычишь, со злостью, устало опускаясь на колени и на миг прикрывая глаза. — Я дал ей шанс принять себя и не стыдиться этого.

— Ты хотел убить ее.

— Но, как видишь, не убил.

— Ты хотел превратить ее в монстра! Такого же, как ты! Ты оплел ее ложью и обвинил меня в убийстве отца. Ты ведь знаешь, кем она может стать, если перешагнет границы, если ослабит контроль... Разве убийство родного человека не показатель того, насколько она может быть жестока? Ты знаешь, как она убила его? Перерезала горло, практически до позвоночника. Причем не с первого раза — она водила ножом по ране даже после того, как он умер. Вот почему никто не подумал на нее, никто не ожидал, что тихоня-Кейт, примерная дочь в примерной семье может сделать такое. Ты манипулировал ею, прекрасно понимая, что именно я удерживаю ее от безумия, в которое она может провалиться, и ты был прав, меньше всего она должна бояться меня, потому что ей нужно бояться себя. И тебя, конечно.