Похищенная

Честно говоря, новая машина, везшая наши задницы по улицам города, не смогла развеять драматичную тоску, охватившую меня после расставания со старой, не в плане рухляди тачки, которую Николас оставил на стоянке, под проливным дождем, одинокую и чужую среди посредственных машин, наверняка взирающих на неё с жалостью и в тайне завидующих её богатому положению. Они завидовали её дорогому виду, дорогой начинке и дороговизне сборки, я же завидовала сухой футболке мудака, которую он извлек из своей сумки и тут же надел на себя в то время как я оставалась в насквозь мокрой одежде.

Благо без своей развратной майки, но всё же… это нисколько не умиляло моего положения всё той же мокрой курицы, мечтающей только об одном: снять со своей задницы противно прилипшие к ней джинсы. Они обтянули меня словно вторая кожа, и мне становилось откровенно холодно, я то сжимала, то разжимала колени, пыталась привстать и даже незаметно расстегнула пуговицу, хлопала себя по бедрам ладонями, растирая их и не обращая внимания на изредка соскальзывающий на меня взгляд мистера сама привлекательность.

Его футболку, кстати, я сняла бы тоже, и похер, что он обо мне подумает — здоровье дороже.

— Ты перестанешь это делать?

Николас не выдержал первым, и я отчетливо почувствовала его раздражение, когда он процедил этот вопрос сквозь зубы. Просто взял и выжал из себя, напомнив мне мясорубку, наконец выплюнувшую в миску долго сопротивлявшийся ей фарш.

— Что делать?

— Ты прекрасно меня понимаешь, Лалит.

Легкий поворот головы, его неоднозначный взгляд, в котором черт ногу сломит, и гудок проезжающего автомобиля, чуть не задевшего крыло арендованной нами машины.

Мистер спокойствие оставался мистером спокойствием, никак не отреагировав на глупую отчаянность придурка-водителя, безмозгло выползшего на встречную. Я же застыла как вкопанная, ещё не до конца осознав, что только что произошло. Казалось, вся вселенная была против моего существования и подыгрывала тем, кто хотел меня убить. Отличный расклад — уверенность в том, что мы доедем до Детройта пошатнулась, процент везения упал на несколько десятков вниз, я же почувствовала себя нелюбимчиком судьбы.

— Ты побледнела.

А Николас продолжал издеваться.

— Да, мистер сама привлекательность, я побледнела. Только представь. Не каждый день мне выпадает счастье попасть под дуло пистолета и узнать, что это неслучайно. Что на самом деле эта херня планировалась ещё несколько недель назад. Не каждый день я знакомлюсь с простреленным убийцей, скачущим по чужим машинам и только мечтающим от меня избавиться. Не каждый день узнаешь, что у отца какие-то к херам обстоятельства, поэтому он не может мне помочь, — я говорила это, редко отвлекаясь на дыхание; усиленно жестикулировала, тыкая пальцем куда-то вперед; натягивала ремень безопасности и старалась развернуться в сторону мудака, чтобы он мог по-настоящему познакомиться с моим гневом.

Николасу было совершенно поебать на мою вспышку злости, он продолжал смотреть на дорогу, изредка бросая на меня равнодушный взгляд, и это заводило меня ещё больше.

— А теперь только подумай: мне выпал шанс, маааленький такой шанс, выйти из всего этого дерьма живой, а тут какой-то придурок на своей колымаге чуть не впечатался в нашу машину. В конце концов, я хочу есть, хочу в туалет, а ещё я замерзла. Замерзла, блядь, потому что я мокрая. Насквозь мокрая. Я устала… я правда устала, Николас, — последние мои слова как-то сдулись, сдулась и я, сразу поникнув, опустив плечи и спрятав сложенные в молитвенном жесте ладони между ног.

Кричать в каменную стену было бесполезно.

Мистеру сама привлекательность было всё также поебать. Могу поспорить, что он был бы рад запихнуть меня в багажник и остаток пути проделать в полном одиночестве и спокойствии.

Единственное, что он сделал после всего мною сказанного — это изменил параметры кондиционера, отчего на меня повеяло откровенным жаром.

— Спасибо, мистер мудак.

Пистолет, лежавший рядом с переключателем скоростей, перекочевал в руку Николаса, а потом уверенно уперся в мой висок, обжигая его холодом стали.

Я тяжело вздохнула — это мы уже проходили, появлялась привычка пофигизма на смертельную игрушку убийцы. Только представьте, к этому тоже можно привыкнуть.

— Повтори.

— Спасибо, милый-милый Николас, — я не скрывала сарказма, не сдерживала наигранно вежливую улыбку, не пыталась избавиться от внимания пистолета.

— Запомни, Лалит, мы не друзья, совсем не друзья. Я могу с легкостью пристрелить тебя, а заодно и твой длинный язык. Двести тысяч не удержат меня, ты поняла?

— Да, поняла. — И даже эта его реплика не навела на меня страх, скорее потому, что я действительно привыкла, либо была уверена, что он этого не сделает. Ни за что не сделает, даже если я назову его ублюдком, дерьмом и нелюдимым динозавром. — Прости.

Висок обрел свободу, а мистер сама привлекательность одарил своим вниманием дорогу. До выезда из города оставалось меньше мили, я повернулась к окну и начала вглядываться в пробегающие мимо здания. Когда-то, а если быть точнее около двух недель назад, я также вглядывалась в них, с жадностью глотая детали и ожидая от этого города чего-то большего, чем обычная точка на карте.

Я ожидала, что найду здесь дом — ошиблась, как ошибалась десятки раз, последние два года переезжая с место на место. Признаться, обрести его означало для меня найти покой от воспоминаний, от прежней жизни, принять прошлое и отпустить его, прийти к настоящему и наконец простить отца. Кто знал, что именно страх перед смертью, как и знание того, что Энтони в опасности, сможет сдвинуть айсберг с места и толкнуть меня на встречный шаг, в Детройт, где и ждал меня папа.

Николас начал сбавлять скорость, тем самым заставляя меня вынырнуть из собственных мыслей. Я тревожно посмотрела в лобовое стекло, на образовавшуюся впереди пробку, размытую, как и все остальное серой пеленой дождя, и повернулась к мудаку, ища в его профиле ответы. Он был обманчиво спокоен: расслабленная поза; одна рука, сжимающая руль, и другая — лежащая на переключателе скоростей; ленивый наклон головы чуть вправо; без напряжения: губы, подбородок, скулы. Только пристальный взгляд в даль выдавал его подозрения, постепенно набирающие обороты.

Дейви мог оказаться прав...

— Николас...

— Тшш, помолчи, Лалит.

Я покорно заткнула рот и вжалась в сиденье, не переставая следить за его движениями. Мне было страшно, страшно настолько, что я предпочла бы выбежать из машины, под сильный дождь, чем слушать эту гнетущую тишину.

Наконец, мы доехали до тупика и уперлись в зад старенького Fiat, точно так же, как и все, попавшего в пробку. Сзади нас пристроился огромный внедорожник, мелькнувший фарами в зеркале заднего вида.

Николас вцепился в руль двумя руками и оперся о полученную конструкцию лбом.

Я догадывалась, о чем он думает, и от этого становилось ещё тяжелее.

Слишком много времени мы потратили зря, и эти "кто-то мои заказчики" успели предпринять меры.

— Не успели, — четко сказал мистер сама привлекательность, при этом резко подняв голову и дав задний ход. Огромный внедорожник подал сигнал и замигал фарами, угрожая нам расправой при любом маневре. Николас, как и в разговоре с Дейви, не собирался уступать. Он вновь дернулся вперед и дал чуть вправо, выиграв для нас несколько дюймов. Fiat впереди двинулся с места, подарив нам возможность вновь дать назад и вновь вперед, и опять же вправо. Мы постепенно выезжали из колонны машин, при этом всё больше раздражая угрюмый Dodge, готовый подмять под себя маленькую по сравнению с ним Toyota, настырно двигающуюся к цели.

Николаса не остановил бы даже танк, и я вновь поддалась слабости, восхитившись его смелым упрямством. Дейви оказался прав не только в том, что дороги перекрыли, но и в том, что я находилась в надежных руках. Впрочем, эти руки были заинтересованы выжить, ведь мистер мудак находился в том же положении, что и я. То есть... в ловушке. Он подтвердил мои догадки, включив карту города на экране и задав вопрос в поисковик о пробках.

Они были на всех выездах из города.

И я впервые серьезно задумалась о том, кто за мной охотится. Этот вопрос поселился в моей голове, и я боялась его озвучить так же сильно как и боялась оставить его неозвученным. Ситуация всё больше накалялась, а Николас как назло молчал, наконец выбравшись из ряда машин и перестроившись на другую полосу. Гигант-Dodge остался далеко позади.

— Это не конкуренты отца, да?

— Называй вещи своими именами, Лалит. И да, это не мафия.

Моё сердце гулко ударилось о ребра, и кончики пальцев чуть ли не покрылись инеем. А дождь всё продолжал барабанить по стеклу, словно издеваясь над нами, словно показывая, что его планы нарушить никто не может... в отличие от наших.

— Я имею право знать правду. Слышишь? Ты слышишь меня?

— Я не глухой.

— Так скажи, черт бы тебя побрал.

— Тебе лучше не знать.

— Я уже слышала это.

Он начинал меня выбешивать, и я вновь заводилась, совершенно забыв про усталость, мокрую одежду, капкан, в который мы так глупо попали. Казалось, что цель моей жизни теперь только и состояла в том, чтобы узнать, кто — кто хочет стереть из списков живых фамилию Нери.

Николас кинул на меня мимолетный взгляд, показал пальцем на сумку и коротко приказал достать сигареты. Первая затяжка досталась мне, а потом зажженная мною сигарета перекочевала в изящные пальцы мудака.

Он сделал глубокий вдох и, вытянув губы трубочкой, выпустил из себя дым, всего на мгновение скрывший за собой и без того занесенную дождем дорогу. Я непроизвольно обхватила удерживающий меня на месте ремень, осталось чуть-чуть до грани и я вцеплюсь в его горло. Обещаю.

— Я не могу тебе этого сказать, Лалит.

— Господи, кто они? CIA? ФBI? NSAC? Какая-то тайная организация по борьбе с преступностью? Но ведь я не преступник, Николас. Я не сделала ничего из того, за что меня можно бы было убить.

— Именно поэтому ты жива.

В подтексте это звучало как: именно поэтому я тебя не убил. А это значило, что он пошел против системы, против того, на кого работал, и чьих методов, по ходу, не разделял. Чертов мудак был не безнадежен, даже более того, он был паталогически болен чувством справедливости, иначе стал бы он рисковать собственной жизнью?

Вырисовывалась совершенно идеальная картина совершенно идеального отрицательного-неотрицательного героя, в которого по обыкновению влюблялись главные героини-дурочки.

Я дурочкой не была и не собиралась в него влюбляться, зная, кто он был на самом деле.

Мой вопрос остался без ответа, а мистер сама привлекательность ехал в район, пользующийся дурной славой и избегаемый приличными гражданами. Я — жившая здесь чуть более двух недель, тоже об этом знала, хотя это не остановило меня лично удостовериться в слухах и проехать по нему на своей машине — её пожирали жадными взглядами, чуть ли не на ходу снимая колеса. Николас же совершенно уверенно лавировал на улицах современного гетто, населенного латиноамериканцами и неграми, погрязшими в бедности и преступности.

Я впервые засомневалась в его благоразумии, и вопрос, шаявший в мозгу едкими искрами, постепенно угас.

Дворники мерно ворочались из стороны в сторону.

Николас прижался к убогому зданию, построенному, наверное, ещё в начале двадцатого века. Обыкновенное кирпичное, оно было затеряно в череде таких же зданий, казалось, готовых вот-вот разрушиться. Но шли года, а они стояли, как и этот район, не выползающий из нищеты.

На вывеске красовался рожок ванильного мороженого, чашка кофе и аппетитный маффин, который бы я проглотила даже не пережевывая. Кафе перед нами не выглядело популярным, более того, оно казалось заброшенным, вымершим, закрытым, но, несмотря на это, в моем желудке предательски заурчало. Я неловко дернулась в надежде заглушить утробные звуки движениями, Николас посмотрел на меня с видимой снисходительностью.

Давай, мистер мудак, ты можешь издеваться надо мной сколько тебе вздумается и даже не надейся, что я удовлетворена твоим молчанием по поводу моего вопроса.

— Я советую не отставать от меня, — на этих словах Николас взял сумку, характерно поморщился, скосившись набок — прямо как кукла, управляемая кукловодом, выронившим из пальцев одну сторону крестовины. На его лбу выступила испарина, и на скулах заходили желваки.

— Тебе помочь?

— Дай мне время, — прошипел он, и я, освободившись от давления ремня, затихла.

Мой желудок вновь дал о себе знать. Пончика, по-видимому, оказалось маловато.

Мистер сама привлекательность шевельнулся в сторону дверцы, я сделала тоже самое.

Мы вновь одновременно вышли под дождь, могу поспорить, нам позавидовали бы синхронистки-победительницы олимпиад, обладающие многочисленными наградами.

Дождь не желал сдаваться и буквально за несколько секунд уравнял наше с Николасом положение. Он был таким же мокрым, как я, с разницей в том, что нес это достойно, расправив плечи и изредка облизывая губы от попадающей на них воды. Я же предпочла вжать голову в плечи и прикрыть её двумя ладонями, выстроив их в домик. Тяжелая дверь, не раздумывая, поддалась силе мудака, а я подумала о том, что крайне глупо монтировать такую дверь в кафе — детки могли остаться и без мороженого.

В этот раз присвистнула я, оказавшись вовсе не в кафе, а в настоящем баре со стойкой у противоположной стены и полками с расположенным на них разномастным алкоголем. Если Николас хотел напиться, то я, собственно, была не против.

Столы и стулья по сторонам, игровые слоты, запрещенные в городе, бильярдные столы в отдельной зоне — всё как в лучших заведениях для непредвзятого люда, не желающего разбираться в количестве вилок на столе. На вилки мне было совершенно похер, даже если они тут не прилагались к тарелкам, а вот амбал латинской внешности за стойкой заставил насторожиться.

Я неосознанно искала защиты у мистера сама привлекательность, поэтому не отставала от него ни на шаг, то и дело касаясь его руки своим плечом.

— Ник, черт бы тебя побрал, какими судьбами?

А у мудака было много друзей — много для убийцы-затворника, жившего в затерянном лакокрасочном заводе, о котором я даже не подозревала раньше.

— Привет, Рэй, мне нужен кров. Ты не против?

Рэй слегка нахмурился, то ли не желая видеть Николаса в своем кафе-баре, то ли подозревая, что с ним приключилось что-то из ряда вон выходящее, которое может случиться и с ним. Татуировка на его плече натянулась от напрягшихся мышц, когда мужчина оперся о стойку, агрессивно расставив руки и уставившись на мистера мудака настороженным взглядом.

— Что-то случилось?

— Случилось. Так что?

Всё это время я пыталась не появляться из-за спины моего недоубийцы, чтобы не навлечь на себя тяжелый взгляд бармена. Вера в то, что Рэй был другом мудака, постепенно превращалась во что-то эфемерное. Я готовилась податься назад, если вдруг амбал решит познакомить нас с припрятанным за стойкой дробовиком.

Николас чувствовал себя вполне уверенно.

— Надеюсь, ты свалишь отсюда как можно быстрее, — губы Рэя вытянулись в улыбке и он протянул руку, чтобы поздороваться с мистером сама привлекательность, улыбнувшимся тоже. Да-да, той самой едва уловимой улыбкой.

Я наконец вздохнула спокойно и вышла из своего укрытия, привлекая внимания Рэя к себе. Он изучающе оглядел меня и молча мотнул головой в мою сторону. Это было похоже на сговор двух шпионов, имеющих свой собственный язык жестов.

Теория о секретной организации теперь казалась мне идеальным вариантом.

— Она со мной.

— Пятый номер, — Рэй слегка нагнулся, показывая нам бритую голову, и положил ключи на стойку, тут же подхваченные мудаком. В ответ на стойку легли четыре сто-долларовые купюры, на которые я посмотрела с изумлением — если это цена за сутки, то нас ожидал роскошный номер с ванной и плазмой. Я предвкушала шелковое белье и бесплатный алкоголь в мини-баре.

Мои фантазии насчет этого развеялись как только я зашла вслед за Николасом и закрыла за собой дверь. Цена такой конуры была минимум двадцать баксов, а если быть более точным, она не стоила нихуя. Я разочарованно облокотилась о стену, вдыхая пропахший табачным дымом воздух и рассматривая скупой на отделку номер с грязно-голубыми обоями и желтоватым потолком.

— Четыреста долларов? За это? — вопрос вылетел сам собой, и я прикусила губу, боясь навлечь на себя недовольство Николоса, до сих пор не объяснившего, что мы здесь делаем. Хотя... не трудно догадаться, что он решил залечь на дно и повременить с отъездом из города.

Ситуация становилась всё более херовой.

— Номер бесплатный, столько стоит молчание.

Если бы я умела молчать, то давно стала бы миллионершей.

Молчать я не умела точно.

— И здесь одна кровать.

Его брови издевательски взметнулись вверх, в уголках губ притаилась ухмылка, и он скользнул по мне намеренно похотливым взглядом. Шаг в мою сторону, ещё один... стена, к которой я прилипла и от которой не собиралась отлипать. Постепенно нарастающее волнение и проклятая дрожь, видимая невооруженным глазом.

Ты нисколько не волнуешь, меня мистер мудак.

— Здесь нет двухместных номеров, Лалит. Но ты можешь выбрать отдельный, только не вздумай оставлять дверь открытой, помни, где мы, — последний слова он кинул в мою сторону, когда подошел к двери и чуть приоткрыл её, по-видимому собираясь уйти.

Я нервно сглотнула и вновь посмотрела на кровать.

Я не была ребенком и подозревала к чему может привести ночь в одной постели с мужчиной. Успокаивало одно — этот мужчина был ранен и морщился при резких движениях. Если думать логически, толкаться в меня ему тоже будет больно. Мазохистом он не был, раз вкалывал себе обезболивающее, которое осталось в его квартире. Так что, чисто теоретически, я могу быть спокойна.

Я улыбнулась ему, до сих пор стоящему в дверях и ждущему от меня ответа, провела рукой по волосам, зачесывая их назад, и смело шагнула вперед, соглашаясь с его условиями.

— Хорошо.

— Тогда закройся, я съезжу в аптеку и куплю что-нибудь перекусить.

Я застыла на месте, прокручивая в голове слова про аптеку. Все мои аргументы вспыхнули ярким пламенем.

За спиной хлопнула дверь и послышались удаляющиеся шаги.