Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 51 из 82

Переглянувшись с матушкой, мы направились к скамье, на которой уже расположился отец.

- Метресса Магдалин, не волнуйтесь. Все получится, - я говорила немного более резко, нежели мне самой того хотелось. - Мой супруг прекрасно умеет обращаться с мертвыми, поверьте. Лично была тому свидетелем.

Аларик, повернувшись, обжег меня взглядом. Он слышал уверенность в моих словах, и более ничего ему не требовалось.

- Очень хочу в это верить, - главный медик была настроена скептически, но кажется, немного расслабилась. Впрочем, судя по взгляду правителя, если бы метресса решила усомниться, это принесло бы ей много неприятностей.

Все присутствующие отступили к стенам, и мой принц приступил к делу.

Аларик рожден для того, чтобы править. Я знала это с первого взгляда, как увидела его, и эта сила сейчас, — как и всегда, впрочем, - во внешних эффектах не нуждается. На голове моего принца нет короны, одет он в простую рубашку в бело-зеленую клетку и сидит расслаблено, спокойно лицом к спинке стула, но хотела бы я поглядеть на того, кто посмел бы не подчиниться его низкому, хриплому голосу.

Почти черная кровь падает на плитку и исчезает без следа, будто испаряется. Белоснежные крылья голубок со злыми глазами рассекают воздух совершенно бесшумно. Птицы опускаются на левую руку принца, склоняют головы — и через мгновение растворяются в воздухе. Аларик сжимает ладонь, на которой лежат три зерна. 

Еще несколько гортанных, тяжелых, будто речные камни, слов, и мертвецы, трое мужчин и одна женщина, медленно поднимаются на своих жестких постелях. Белые покрывала мягко опадают.

При виде темных вен на серой коже, жуткой неподвижности черт и весенне-зеленого тумана зарождающихся пятен гниения ванни заметно вздрагивает, но тут же упрямо сжимает губы и стискивает пальцы супруга так, что они становятся белее снега. Альберт мимолетно касается поцелуем ее виска, успокаивая.

Аларик рассматривает мертвецов столь пристально, что это вызывает мое волнение, но через несколько мгновений я понимаю, в чем дело: он ведет с ними молчаливый разговор.

- Ван Альберт, - мой принц обращается к правителю, не отрывая взгляда от мертвых, - взгляните, как любопытно выглядят блоки.

 

 

***

 

 

Что такое, родной?

Ты знаешь, это похоже на… переплетенные ветви черной водяники.

Черной водяники? Это что, знак?

Пока не могу сказать.

- Готов? - Аларик, повернувшись к подошедшему вану, задал вопрос так тихо, что я скорее прочла слова по губам, нежели услышала их.

Альберт молча кивнул. Думаю, он был готов ко всему, что бы ни случилось далее.

А вот мы, кажется, нет.

Только осознание серьезности всего происходящего сдержало наши вскрики, когда мертвецы открыли вдруг глаза — мутные, белесые. Слепые.





Альберт не отшатнулся. Сейчас эти мертвецы не были просто телами, жизнь в которые вернули жестоким усилием воли. Они не были предателями. Они были просто его детьми, которые оступились.

Альберт прикладывает ладонь к темным линиям вен на шеях. И мертвая кровь открывается. Говорит с ним.

Правитель чувствует то чужое влияние, которое мучает каждого из его мертвых детей. Он поднимает руки, и в тишине, пропахшей тяжелыми запахами бальзамирующих масел, начинает распутывать нити блоков, медленными и мягкими движениями. Чужие чары растворяются зеленым соком, текут по ладоням вана и будто впитываются в кожу.

Бледные губы Альберта двигаются едва заметно, повторяя слова мертвецов.

«Печенье»?

- Я услышал все, что хотел, - устало говорит наконец ван.

Аларик, который все это время лишь наблюдал, произносит слова освобождения. Раскрывает ладонь. Голубки уносят зерна в своих клювах, и мертвые вновь закрывают глаза, опускаясь на холодные секционные столы. Каждого Альберт собственными руками накрывает покрывалом.

Ван садится на пол в самом центре мортария и начинает говорить:

- Блоки ставила женщина. Теперь я знаю, как выглядит эта сука и ее напарник, но не знаю, кто они — потому что мертвые не знают. Впрочем, есть и хорошие новости.

Зеленые глаза темнеют, и Альберт улыбается совершенно жутко.

- Перед заступлением на смену их физическое состояние проверял один из сотрудников госпиталя.

- Ван, это…

Альберт поднимает руку, заставляя главного медика замолчать.

- Одри Сален в тот день угостила стражников и Саманту весьма необычным печеньем, когда они пришли на периодическое обследование. Выпечка была с льняной мукой — Саманта почувствовала ее вкус — и можжевеловыми ягодами. Какой из этих ингредиентов - Альберт посмотрел на супругу, щеки которой алели лихорадочными пятнами, - может лишить воли и физических сил? Ведь именно так и случилось.

 

 

***

 

 

В то время, как мы возвращались во дворец, сотрудники разведывательного управления были уже у дома семьи Сален, и Одри очень скоро предстояло объясняться с ваном. Сказать откровенно, на ее месте я гораздо больше боялась бы Камиллы. Гнев ее стал бы знаком для Одри. Шансом остаться в живых. Но ванни, будто хрупкий сосуд, полна ледяной ненавистью до краев.

Небо закрыли тучи, тускло-лиловые. На обратной дороге Камилла молчит, глядя из окна автомобиля на серые тени, которые, будто угри, скользят по снегу. Сохраняем молчание и мы. Что можно сказать матери, которая потеряла свое дитя? Чем утешить?

Я закрыла глаза, и единственной нитью, соединяющей сейчас меня с миром, было тепло руки Аларика. Я не понимала, почему Одри решилась на подобное, и это вызывало… горечь. Заставляло чувствовать себя совершенно бессильным. На несколько мгновений я почувствовала подступающую тошноту. Ох, только этого не хватало.