Страница 13 из 79
Марик о детстве своем мало рассказывал. Вряд ли его детство было счастливым. Но в одном ему повезло – когда Марик в возрасте семи лет попал в детдом в подмосковном Фарятьеве, он встретил Учителя. Он так его всегда называл – Учитель с большой буквы. Кем он был до революции – тайна, но в Фарятьевском детдоме Иван Александрович Грозов преподавал и математику, и историю, и литературу, и русский язык, и рисование… Именно он заметил художественный дар мальчика с революционным именем. Сначала учил Марика тому, что умел сам, а потом помог талантливому сироте поступить в Москву, в техникум изобразительных искусств. Там мы и познакомились. Я - дочка бухгалтера, барышня из приличной семьи, у нас свой дом был на Селезнёвке, после революции нас уплотнили, но отец работу не потерял, только раньше работал на хозяина, а теперь – на государство. И он – мальчик из детдома, без роду и без племени, оборванный и всегда голодный. Но было в нем что-то, что заставляло не обращать внимание на лохмотья и недостаток воспитания. Стержень какой-то был. И талант…
В общем, когда мы объявили, что «записались» - в смысле, брак в ЗАГСе зарегистрировали, тогда это просто было, родители мои не особо возражали. К тому времени Марик уже техникум закончил, много работал, снимал комнату. Рисовал плакаты, оформлял книжки, писал портреты героев и передовиков. Мы хорошо жили – сначала бедно, но дружно, потом – война, постоянный страх за Марика, его сразу призвали, он дважды ранен был, но легко… Мы с Илюшей, он в тридцать девятом родился, эвакуировались, в эвакуации всякое было, но сейчас не о том речь. А после войны Марик вообще в гору пошёл, заказов много было, и деньги появились, но не испортили вроде ни его, ни меня.
Единственное, что отравляло мне жизнь, была одна, как бы точнее сказать, странность Марика… Нет, не то слово… Не странность, скорее, заноза в его душе. Он с детства, с самого раннего детства страстно любил музыку. Любил петь, мечтал играть на музыкальных инструментах… Но при этом особых талантов музыкальных Бог ему не послал. Голос слабый, неверный. Слух неплохой, но не абсолютный. Но Марик считал, что ему просто не удалось развить свой музыкальный дар. Он часто возвращался к этой мысли – мол, если бы Иван Александрович был не учителем рисования, а учителем музыки, он, Марик, мог бы стать великим композитором.
По молодости меня такие рассуждения очень раздражали. Казалось бы – дал тебе Бог талант художника – так твори и радуйся! А он рассуждает о музыке, отвлекается от работы, придумывает какие-то мелодии, которые даже не может записать, так как не знает нотной грамоты. Мы порой ссорились из-за этой странной страсти к музыке, Марик обвинял меня, говорил, я его не понимаю. Ну, потом я стала мудрее и снисходительнее…
А когда Марику было уже под семьдесят, мы посмотрели фильм «По главной улице с оркестром». Помните этот фильм? Ну вот, так Марика этот фильм просто поразил. Он все повторял – это про меня фильм, про меня. Попросил друзей, которые в кино работали, познакомить его с Тодоровским, долго с ним разговаривал, напевал ему свои мелодии… Тодоровскому вроде понравились мелодии, он даже пообещал найти музыканта, который их записал бы, ну, как в фильме было… Но тут случилось такое…
Все началось с того, что Марик повел меня на концерт одного известного американского пианиста – Александра Мильтопеуса. Он давал всего три концерта в Москве, Марик уже много лет читал газетные отзывы об игре Мильтопеуса и мечтал услышать его «в живую». И вот мы пришли в большой зал консерватории, заняли места в третьем ряду. На сцену вышел музыкант и… Мы с Мариком, как по команде, сначала наклонились вперед, стараясь как можно лучше разглядеть его, а потом посмотрели друг на друга, причем я чуть не вскрикнула от удивления. На сцене стоял двойник моего мужа!
Надо заметить, что у Марика было нестандартное лицо: глаза необычного разреза, удлиненные и с поднятыми уголками, резкие скулы, выдающийся подбородок… Впрочем, сами посмотрите, вот он в молодости, а здесь ему уже шестьдесят… Не буду утомлять вас подробностями, просто скажу, что сходство было поразительным. Признаюсь, что музыкой мы насладиться не смогли. Нас мучил один вопрос – как, чем объяснить такое сходство? Александр Мильтопеус после концерта должен был пробыть в Москве еще два дня. И этих двух дней Марику вполне хватило, чтобы выяснить подробности биографии Мильтопеуса. Когда мы узнали, что артист родился в 1917-м году на Украине, что его родители покинули Россию в 1920-м, отплыв на корабле из Севастополя, Марик сделал все возможное, чтобы встретиться с Александром. На встречу мы пошли вместе. Мильтопеус ждал нас в холле «Националя». Когда мы подошли, он не смог сказать ни слова. Он даже с кресла встать не сразу смог – закрыв лицо руками, он заплакал, повторяя: «Николай, Николаша, Николай!»
Думаю, вы уже все поняли. В семье офицера царской армии Мильтопеуса (его предки по отцу были из обрусевших шведов) в семнадцатом году родились мальчики-близнецы, Александр и Николай. В годы Гражданской отец остался в белой армии, семья бежала в Константинополь. Уходили из Севастополя на одном из последних кораблей, корабль брали штурмом, мать несла младшую сестру, годовалую Катю, отец – близнецов. В давке кто-то ударил мать, она едва не выронила Катю, закричала, отец повернулся, чтобы помочь. В этот момент кто-то выбил Николашу из рук отца…
Всю оставшуюся жизнь мать и отец мечтали найти пропавшего сына. Подавали запросы в Красный Крест, писали запросы, всеми правдами и неправдами пытались что-то узнать через близких и дальних знакомых, оставшихся под Советами. Все напрасно – сами знаете, какие были времена, иголку в стоге сена, наверное, было легче отыскать…