Страница 26 из 116
Каждый день, возвращаясь, домой, Эмма заходила в крошечную гостиную, садилась на старый продавленный диван и протягивала руку к журнальному столику. В ее ладонь, словно бы сам ложилась пластиковая фоторамка. С ее поверхности на девушку, улыбаясь, смотрел ее двойник. Вечно юная Изабелла Росс нежно улыбалась своей взрослой дочери.
– Здравствуй, мама, – тихо, почти шепотом произносила девушка.
Ответом ей всегда была тишина. А так хотелось бы услышать заветные слова: «Здравствуй, милая». Но Изабелла только молча улыбалась.
Этот ежевечерний ритуал Эмма свято соблюдала, что бы ни случилось, каждый день. Началось это давным-давно, когда она, будучи еще совсем крохой, поняла, что иного способа побыть с матерью, у нее попросту нет. И ей до сих пор казалось, что стоит хоть один раз не сделать этого, как, и без того тоненькая нить, связывающая их, прервется.
Хотя, была ли, вообще, эта связь? Эмма не смогла бы ответить твердо. У нее вообще не было уверенности ни в чем. Как можно скучать по человеку, которого ты никогда не видел, не слышал голоса и не ощущал тепла рук? Она скорее тосковала по тому теплу, что недополучила в детстве. А еще по чему-то, чего она сама до конца не понимала.
Женщина на фотографии умерла сразу после родов, навечно оставшись двадцатилетней. Она не растила свою дочь. Она возможно даже не узнала, что о рождении своего ребенка. И сейчас Эмма была старше той близкой и в то же время далекой женщины, которую она звала мамой. Девушка совсем не знала ее. Но любила. Потому, что ей просто некого было любить.
Ее отца не слишком интересовала маленькая одинокая девочка. Он вообще не любил детей, считая их назойливыми и глупыми. Станислав Росс искренне верил, что обеспечив дочь материальными благами, он автоматически становится хорошим родителем. К тому же он снова женился, когда Эмме исполнилось девять, и она особенно нуждалась в женской заботе, а значит, сделал самое важное – дал ей новую мать.
Эмма могла бы любить мачеху, если бы та уделяла ей, хоть немного, своего драгоценного времени. Но Ева предпочитала другое времяпрепровождение. И чужой ребенок ей был в тягость. Нет, она не была злой или испорченной и никогда не стремилась навредить падчерице. Просто девятнадцатилетняя Ева была не готова была к роли матери вообще, а к роли матери взрослой дочери – в особенности. И она старалась держаться от навязанного ребенка как можно дальше. Вынужденное же общение она старалась держать в безлично-непринужденном русле. Возможно, если бы муж, которого Ева любила, поддерживал ее, помогал наладить контакт с девочкой, все сложилось бы иначе. Но Станислав предпочитал делать вид, что все прекрасно, и не замечать холодности между женой и дочерью.
Бабушки и дедушки жили в других полюсах. Они присылали ей подарки на день рожденья, звонили по праздникам, и даже пару раз приехали в гости.
Как-то ее отец начал читать статью по педагогике, где было сказано, что привыкание к наемным работникам, которые могут в любой момент уволиться, на психике ребенка сказывается очень плохо. Дети, пережившие стресс, становятся капризны, раздражительны, а иногда агрессивны. Такого поворота событий господин Росс, привыкший, что дочь не видно и не слышно, очень испугался. И няни стали меняться каждые три месяца. Дело в том, что чтение его кто-то прервал, и он так и не узнал, что не привязываться, ни к кому ребенок не может. А главное, что необходимо для развития полноценной личности – это безопасность и стабильность. И «исчезновение» кого-то из близкого окружения (здесь имелось в виду увольнение няни), малышом воспринимается, очень тяжело.
Но хоть какой-то прок от этой статьи все же был. Там было сказано, что детям полезно общение с животными. И Эмме был подарен маленький черный котенок.
Она назвала его Риэль. На самом деле в родословной пушистого аристократа было сказано, что он Габриэль Антуан Родерик фон Визенберг XVI. Слишком пафосно для крохи, способной уместиться на ладошке семилетнего ребенка. Поэтому котенок тотчас же был переименован сначала в Габриэля, а потом и вовсе в Риэля.
Это был очень дорогой подарок. И девушке всегда было интересно, почему ее отец сделал его. Ведь малыш стоил дороже бриллиантового браслета Евы. И хотя Станислав Росс не был скупердяем, такой щедрости по отношению к дочери, от него никто не ожидал. Ведь Риэль не украшение, которое хранилось бы в надежном сейфе, а живое существо. И забота о нем целиком ложилась на маленькую девочку. Эмма посчитала это актом доверия со стороны отца, и за этого котенка готова была простить ему все. Все, за исключением Марка. Но такое и не прощается. Никогда.
Девушка иногда задумывалась, решилась бы она бросить самое близкое ей существо и уехать? Смогла бы оставить Риэля одного в родительском доме? А потом чувствовала себя предательницей. Потому что не смогла бы. Это она понимала вполне отчетливо. Смерть лучшего друга подарила ей свободу.
Ветеринары разводили руками. Еще не слишком старое, и вполне здоровое животное однажды утром не проснулось. Его сердце просто перестало биться. И Эмме иногда казалось, что ее питомец так в последний раз позаботился о своей хозяйке, позволяя ей сбежать. Девушка ненавидела себя за это, но ничего не могла с собой поделать. Она была благодарна ему за этот его последний подарок. Потому что оставаться там она не могла. Пусть это звучит громко и пафосно, но пребывание в отцовском доме ее бы убило. Габриэль умер за нее.