Страница 52 из 69
– Да ладно, он просто напуган, – лениво проворковал другой эльф, отчего-то сладко улыбаясь.
– Не забывайте, он всё же принадлежит к людскому племени, которому присущи не только инстинкты, но и тяга к высокому, – сказал вышедший из дрожащей тени под свет факела ещё один Перворожденный, грациозно выгнув шею. Джонни поймал на себе взгляд двух любопытных блестящих глаз.
– Я как-то читал одну из их саг. Занятная вещица. Жалкая пародия на труды наших менестрелей, но в их грязных кабачках она наверняка имеет большой успех.
– Опять ты умничаешь, Клён*, – снисходительно отозвался перворожденный с тёмными волосами.
Чуть погодя, нахмурив брови, он зло добавил:
– Люди – животные. Одни в большей степени, другие – в меньшей. Всё, к чему они прикасаются, всегда превращаются в дерьмо! Надо быть глупцом, чтобы не знать этого.
Клён обиженно шмыгнул носом и отступил обратно в тень.
– Эй, скот, а ну живо встать! – зычно крикнул темноволосый, просунув руку с факелом между решёток. Вокруг головы эльфа образовался зловещий багровый нимб. В прищуренных глазах заплясали огоньки, а губы изогнулись в недоброй торжествующей улыбке. Эльф стал похож на прекрасного злобного демона.
Живая масса, состоящая из людей, боязливо зашевелилась, словно разворошённый клубок бледных червей.
– Кто тут главный?
– Я сэр! – испуганно воскликнул Торстен, выходя на свет.
– Как тебя кличут, животное?!
– Торстен, сэр!
– Почему твой подопечный спит у самых дверей?!
– Не могу знать, сэр!
– Ты болван, Торстен!
– Так точно, сэр!
– Какой же ты конченый недоумок! – весело воскликнул темноволосый, оборачиваясь к своим спутникам. Те, словно по команде, рассмеялись.
– Бук, у тебя осталось то яблоко? – обратился насмешник к одному из остроухих.
– Конечно, Ясень, держи!
Тот, кого назвали Ясенем, взял яблоко и, не целясь, метнул его в Торстена. Фрукт точно попал на острие рога шлема Торстена.
Компания Перворожденных залилась неудержимым смехом, дружески похлопывая Ясеня по плечам. Автор меткого броска широко улыбался белоснежной улыбкой, купаясь в лучах славы.
Внезапно пространство перед решёткой, где стояла компания остроухих, осветилась ровным серебристым светом. На лицах эльфов показался испуг. Перворожденные, словно мальки, заметались по узкому закутку.
Перед Джонни предстала высокая величественная фигура в белоснежной длинной рубашке, подпоясанной золотым шнурком. Незнакомец небрежно опирался на изящный посох, на верхушке которого истощал серебристый свет прозрачный гранёный кристалл.
– Однажды, лет 700 назад, ещё до битвы у Священной Рощи*, я как-то преследовал жаккара*, – послышался мягкий мелодичный голос, в котором, тем не менее, читалась огромная непоколебимая уверенность. – Но древний демон издавал куда меньше шума, чем компания эльфийских школяров.
Гость строгим взором оглядел притихший смехачей, боязливо втянувших головы в плечи. На высоком чистом лбу вспыхнул нестерпимым светом камень на тонком бирюзовом обруче.
Свет померк. Незнакомец сделал неопределённый жест рукой и негромко сказал:
– Эуле.
Ясень и остальные эльфы, словно по команде, поспешили к выходу, почтительно обходя величественную фигуру.
Незнакомец дождался, когда уйдёт последний из Перворожденных. Затем повернулся к узникам, осветив темницу своим удивительным кристаллом.
Горец не увидел на красивом белом лице ни тени отвращения или презрения. Эльф окинул людей взглядом, в котором читались беспокойство и любопытство одновременно. Так заботливый хозяин осматривает домашнюю скотину: все ли животные на месте и нет ли среди них больных.
Когда фигура в белом скрылась из виду и померк серебристый свет, Торстен от души пнул горца в живот. Скорчившегося калачиком Джонни душили слёзы боли, унижения и обиды.
– 2 –
Прошло много времени с тех пор, как Джонни стал узником эльфийской темницы. Он по-прежнему вместе с другими заключёнными разбирал развалины. Работа была тяжёлой, но посильной. За время дождей он сильно окреп. Поэтому плётки и древки копий стражей навсегда забыли его спину.
Горец пытался наладить контакт с другими невольниками. Но они либо неохотно перебрасывались парами коротких фраз, либо просто грубили. Вообще все узники отличались замкнутостью. Никто не пытался говорить на отвлечённые темы, не заводил компаний, не шутил и не смеялся. Это были угрюмые, ограниченные люди, сломленные рабством. В их мирке были лишь два важных события – кормёжка и сон. Глядя на этих людей с серыми затравленными лицами, Джонни с ужасом осознавал, что скоро станет таким же, как они…
На фоне остальных узников выделялись Торстен и два вертлявых парня, похожих друг на друга как две капли воды. Одного из них звали Джета, а другого – Лоулер. Где бы ни находился Торстен, их подвижные, суетливые фигуры всегда услужливо тёрлись рядом с ним, противно щебеча тонкими голосками. Про себя их Джонни называл «подружками».
Торстен же, казалось, позабыл о существовании горца. Всё его внимание занимали «подружки». Но однажды сластолюбивый здоровяк напомнил о себе. В одном из небольших перерывов в работе он, густо сопя, подошёл к Джонни. Ткнул его пальцем в грудь и негромко воскликнул:
– Мне надоело ждать твоих даров!
Горец ошалело пошатнулся, приложив ладонь к тому месту, куда ткнулся грязный толстый палец, словно закрывая рану. Нехорошее предчувствие заставило болезненно сжаться его сердце…
Ночью на Джонни напали. Он ожидал, что с него первым делом сорвут штаны, но его только исступлённо молотили ногами.