Страница 19 из 69
Прошли долгие однообразные часы. Течение и ветер быстро раскидали останки корабля и его пассажиров в разные стороны. Горец остался один. Наедине с безбрежной водной пустыней.
День постепенно клонился к закату. Вскоре солнце стало судорожно тонуть на горизонте. Его негодующий диск окрасил печальным багрянцем всё близлежащее море, на которое Джонни всё чаще смотрел с тоскливой безнадёжностью.
Затекшие руки едва держались за спасительный мешок. Ноги окоченели, и лишь редкие покалывания в икрах свидетельствовали, что в них ещё есть жизнь. Ужасы кораблекрушения отпечатались в каждой клетке горца. Поэтому, несмотря на бивший его озноб, он провалился в тревожный сон.
Его сон состоял из обрывков прежней жизни: Кагрецу, Волчий Дол, Гора Висельника, прекрасная Мэг, «Грифон». В одном из них он увидел Галериуса и его свиту…
Проклятые медленно шли по морскому дну, часто увязая густом иле. Из ртов мертвяков вырывались густые потоки мелких пузырьков. Джонни мысленно подивился: «Откуда у Проклятых взялся воздух? И вообще… они же не дышат!» Но в следующее мгновение его внимание уже занимал Ярольд. Он тоже был в свите магистра. Распущенные волосы-водоросли капитана зловеще полоскались на невидимом морском ветру. Сильно наклонённый вперёд корпус, горящий взор и твёрдый шаг – всё в нём выдавало непоколебимую решительность.
Тут горец заметил, что рядом с Галериусом оказались Модри, Ормуд и завёрнутый в тёмный плащ человек, лицо которого он не смог рассмотреть.
– Ты умер! – обратился Джонни к боцману.
Вся процессия резко остановилась. Мертвецы посмотрели на горца, как на человека, который сказал глупую банальность.
– Вода мокрая, огонь горячий, соль солёная и мы, мертвецы, – мёртвые, – скривил рот в снисходительной улыбке Ормуд.
– И ты тоже мёртв, недомерок! – недовольно пробасил Ярольд и потянул свои ручища к горлу Джонни.
Горец закричал, выскользнув их кошмара. В ушах гудел голос капитана и… звучала странная песня:
– Моряччок-моряччок, плыл по свету дураччок.
– Ветры дули ему в спину,
– Солнце жжарило мозги,
– Моряччок наш прохудился
– И почти отдал концы!
– Тут Миока подоспела
– И красиво вдруг пропела:
– Моряччок-моряччок, откушшу я твой боччок!
Джонни повернул голову на одеревенелой шее в сторону источника песенки. Его взору предстала безобразная лягушачьеподобная голова с огромным ухмыляющимся до самых ушных раковин человеческим ртом с ярко-красными губами. Остальную часть тела горец не увидел – она была скрыта под водой.
Уродливое существо быстро приближалось к горцу, рывками отталкиваясь незримыми конечностями от толщи воды. Оказавшись на расстоянии пяти локтей от Джонни, голова резко остановилась. Огромные немигающие глаза без век выпучились на горца, как будто изучая его. Вся физиономия существа была проникнута насмешкой и глумливым любопытством. Так сытый паук смотрит на мушку, запутавшуюся в его коварных сетях.
– Отличная песенка… – жалко пропищал Джонни, превозмогая страх и отвращение.
– Хм, ты думаешь? – с лёгким удивлением спросила польщённая «голова».
Горец торопливо закивал головой.
– Один книгочей, которого я слопала лет тридцать назад, сказал, что у меня «вульгарная рифма». Мерзкий был тип… я три дня после него поносила чернилами и гусиными перьями!
Существо выразительно посмотрело на горца и отрывисто закашляло. Затем вновь так же выразительно посмотрело на него, надуло огромные щёки, и странный кашель повторился снова. Джонни понял, что «голова» так смеётся.
– Книгочей был несправедлив. У леди отличная рифма. Лучшие менестрели Аринара сочли бы за честь исполнять её песни в прекраснейших дворцах и храмах! – продолжил упражняться в лести горец, внутренне содрогаясь от страшной участи безымянного книгочея.
– А ты вежжливая еда, – почти ласково отозвалась демоница, насмешливо кривя уродливый рот. В глазах существа заплясали бесовские огоньки, которые не сулили Джонни ничего хорошего.
Спустя мгновение «голова» добавила:
– Пожжалуй, я не буду торопиться. Просто откушшу тебе ножжки, чтобы заморить ччервяччка. Мне нравятся твои манеры, морячок!
«Голова» вновь «залилась смехом», открыв на этот раз рот. Горец увидел три ряда жёлтых треугольных зубов, загнутых вовнутрь. Джонни замутило.
Внезапно из воды вынырнула ещё она голова, но более крупная и уродливая. На её темени небрежно лежал ржавый обруч от бочки.
– Ах, вот ты где шляешься, чертовка! Я обыскал всё море! Разве можно так изгаляться над стариком, Миока?! – грозно вопрошал насупившийся демон.
– Нуу паа… я плавала, а тут он… – капризно отозвалось зубастая бестия, которую назвали Миокой, и мотнула в сторону Джонни тяжёлым подбородком.
Морской дьявол зло покосился на горца и раздражённо проскрежетал:
– Так-так… что тут у нас?! Чайки… водоросли в глотке… хрипы… крабы в кишках. Потерпевший кораблекрушение! Экая невидаль!
Он вновь обратился к Миоке:
– Детка, аккуратней с этим парнем. Посмотри какой он костлявый. Чуток не доглядишь – и мне снова доставать кость из твоего горла. И вообще, поменьше кокетства. Когда я ем, я глух и нем!
Оба отвратительных существа гадко «засмеялись», оглашая морскую пустыню противным «кхо-кхо-кхо».
Лоб Джонни покрылся холодной испариной. Он физически ощутил, как на шее сомкнулись ледяные костлявые пальцы. «О, Волк-Отец, – мысленно взмолился Джонни, – спаси меня!» Но волчья морда приветственно не оскалилась перед ним, а рот не наполнился вкусом можжевельника. Волк-Отец навсегда оставил отщепенца своего рода.