Рандом

Мне нечего было ответить. Я сидел, прислушиваясь к себе. Алкоголь, горячим клеймом прожегший грудь, облегчения не принес. Завязанный в тугой узел комок нервов в который раз обсасывал виденье рыжей девочки, укрытой одеялами. Я снова налил себе и выпил, надеясь взять количеством.

- А хули, - усмехнулся Борюсик. Он с двух попыток одолел расстояние, отделяющее его от открытой банки с тушенкой, стоящей на столе. Поставил ее на колени, вколол одноразовую вилку в темно-серые внутренности.

- Судя по настроению, у тебя так и не получилось сплотить народ?

Я посмотрел на Головастика и медленно покачал головой. На первых порах я, движимый манией Мессии, пылал желанием собрать воедино весь оставшийся народ. Начинал я с радиостанции на Чапыгина, на коротких волнах сообщая о том, где и в какое время могут собраться все уцелевшие. В назначенный день кинозал в «Англетере» приютил шестнадцать человек. В отличие от меня желанием они не горели. Молча прослушали информацию и разошлись. Как на заседании какого-нибудь нового ЖСК. Не фига это не сбило с меня спесь! Я тратил дни и ночи, последовательно объезжая все улицы и вещал – вещал. Я брызгал слюной, заливая звукоприемник мегафона. В июле мой список пополнился. Теперь он насчитывал пятьдесят два человека. Кстати, Головастик и Борюсик также соизволили проявиться, найдя окошко в своем довольно плотном «рабочем» графике.

Кто они – уцелевшие? Разномастные, разнокалиберные. Разно-образованные и разно-воспитанные. Старушки, старички, тетки, мужики и почти дети. Мужчины примерно моего возраста от двадцати до сорока были представлены в количестве восьми экземпляров. Причем, Борюсик и Головастик входили в это число. Собрание и на сей раз не дало ничего. Ни им, ни мне. Один положительный исход виделся мне – нежелание людей объединять совместные усилия, изрядно притушил фитилек моего энтузиазма.

- А все почему? – В унисон моим мыслям отозвался Головастик. – Людей слишком многое связывает с домом. Остались близкие, за которыми как за больными требуется уход. Что ж тут плохого? Не все ж такие одиночки как мы с Борюсиком? У тебя же тоже осталась жена? Если мне не изменяет память.

В ответ я только вздохнул. Количество наконец-то перешло в качество. Меня отпустило.

- Так что, ты не кипишись, Сусанин. Султан к власти не рвется?

- Малость угомонился. Насколько я знаю, обосновался где-то на Гражданке. Вместе с Веркой.

- Ничего, Макс. Потерпи. Следующим летом в твоей пастве народу прибавится. Не все из шизиков переживут зиму. Таким образом, к тебе подтянуться те, кого держала любовь к близким…

- Любовь? – вдруг взвился Борюсик, уже потянувшийся к бутылке. Казалось, его испугал пустой стакан. – Да что вы понимаете в этом, салаги! Заладят тоже… любовь! Вот я ее любил! Она была вся такая… Бывшая моя. И чего? Взяла, и все у меня оттяпала при разводе! Заметь - все, купленное на мои деньги. Она  не работала ни фига. Ни одного дня, все дома сидела… Типа, дети у нее. Короче, хрены всякие валяла. А потом взяла – и... Все мое. Кровно заработанное.

- Борюсик, угомонись, а? – сморщился Головастик. – Чего ты завелся?

- Потому что не надо пи..! Любовь… Вот я и приходил к ней пару месяцев. Уже после всего этого… Есть правда на свете – есть! Я каждый день приходил к ней. И смотрел ей в глаза. Сучке этой. Нахлебалась она перед смертью, за все свое зло ответила. Дерьмо свое ей наливал в тарелку, смотрел как она жрала…

- Все, блин!! – сорвался Головастик. – Наливай давай, хватит трындеть!

И опять сработало волшебное слово. Борюсик отвлекся, удовлетворенно хмыкнув «так хули».

Только моему расплавленному в кои-то веки нутру Борюсик был обязан тем, что не получил от меня точно в глаз. Я влил в себя еще, ожидая, пока стихнет желание набить ему морду. Здесь бывать я не любил. Гнусные чувства одолевали меня, стоило мне увидеть эту пару. Головастик – хрен с ним, но даже он… Они сидели напротив меня – два чмыря, оставшихся в твердом уме и памяти. А неизвестно почему, непонятно в силу каких причин и какого расчета, моя Дашка – красивая, добрая и умная девочка…

В то памятное воскресенье шел дождь. И я, по личной просьбе шефа отработавший накануне, дрых без задних ног. Выспаться – все, что входило в мои планы.

- Вставай, солнышко, я приготовила тебе завтрак.

Услышал я. И счел это продолжением сна. Перевернулся на другую сторону и заснул. Я проснулся минут через двадцать от задорного Дашкиного смеха. Потягиваясь, я подумал: ну увидел человек в сети или по телику что-то смешное, с кем ни бывает? В чем мать родила, я пошел на кухню, рассчитывая затащить Дашку в постель.

Телик был выключен. Гаджеты тоже. За окном шел дождь, стучал по подоконнику, приглушая Дашкин смех. Она видела за столом, пила воздух из пустой чашки и говорила в никуда. Никому.

- Солнце мое, Максик. Осталось немного потерпеть! Ты же сам говорил, что в июне рванем в отпуск… Да ладно! А я уверена, что у тебя получится… Да потому, что точно знаю!

Она смеялась, хихикала. Она разговаривала сама с собой. Или со мной. Вчерашним.

Я сел на подоконник. Наверное, что-то говорил, пытаясь поймать ее взгляд. А червяк сомнения уже прокладывал холодную дорогу вверх по моему позвоночнику. Возврата к прежнему уже не будет – вот о чем мне думалось. И была это первая мысль после начала конца. Даже если у Дашки какое-нибудь временное помешательство, все равно. Возврата к прежней жизни не будет.