Страница 85 из 124
На столе пусто, если не считать сломанного телека, внутренности которого валялись по всей каморке, и надкусанной булки. В одном из выдвижных ящиков нашлась кипа бумаг, соединённых скрепкой. Наконец-то удача! Вот только…
Женя повернулся так, чтобы видеть в отражении экрана телевизора свои руки. Наручники винтовые. А значит, открыть их в одиночку, скорее всего, не удастся, даже если он раздобудет ключ. И уж точно бесполезна здесь скрепка. Прости, Ганнибал Лектор, урок, который ты дал в «Молчании Ягнят», пропадёт даром.
Пистолет Макарова, который выпал из рук бандита, Женя кое-как запихал за пазуху. Было ясно, что сейчас оружие ему не помощник, но оставлять его он не хотел. Перед тем, как уйти, бросил внимательный взгляд на мёртвого сторожа, язык которого вывалился и посинел, а блестящие зубы казались крупными жемчужинами. Что-то с ним было не в порядке. Вязанная шапочка, кое-как держащаяся на макушке, широко расставленные глаза – лицо типичного трудяги с пристрастием к алкоголю. И всё же…
Секунду спустя Женя понял, и это простое открытие совершило в его голове революцию. «Боже, - подумал он, - у этих людей действительно не все дома».
Комаров проследовал дальше, особенно не таясь. Он и так уже нашумел порядочно, но раз никто не явился, значит похитители чем-то очень заняты. И он хотел знать, чем именно. Едва ли не больше, чем убраться отсюда к чёртовой матери.
Проходная встретила его сугробами, наметёнными от входа, и злым ветром. Металлическая дверь висела на одной петле, и, похоже, не закрывалась вовсе. Странно. Охрану они выставили только для пленников, и отчего-то казалось, что бедняга проиграл крупное пари, если уж ему пришлось коротать ночь на посту.
На прибитых к стене вешалках висело какое-то рваньё. Женька мог бы накинуть тёплый тулуп и раствориться в ночи, и с минуту он действительно колебался, подняв голову и принюхиваясь, как собака. В горле скребла простуда, и именно она, как показалось Жене, заставила его принять окончательное решение.
Он должен понять, что здесь происходит.
Кишка коридора увела его за собой, подкидывая хлебные крошки едва различимых в лунном свете следов в пыли. Каждую секунду он ожидал поста или отряда бандитов, и заранее готовился принять бой – спрятаться здесь было совершенно негде - но всё оставалось тихо.
Так, окружённый тишиной, он и вышел на большие открытые пространства, где каркасы станков для шлифовки подшипников, давно лишившиеся всей начинки, напоминали скелеты доисторических животных. Повсюду горели покрышки и прочий мусор, сваленный по жестяным бочкам и огромным ящикам. Огромная надпись, «МАМА-АНАРХИЯ», нанесённая белой краской, занимала всю северную стену, а поверх неё не то маркером, не то чёрным акрилом кто-то написал одну и ту же фразу, повторяющуюся десятки, нет, сотни раз: «не слушай». И странный символ – принципиальная электрическая схема, состоящая из конденсатора и катушки индуктивности, объединённая в контур и перечёркнутая крест-накрест. «Как могут называть себя оппоненты клуба радиолюбителей?» - спросил себя Женька.– «Радионенавистники?»
Комната была полна народу; кисловатый запах пота и немытых тел он учуял, путешествуя по кишечнику разложившегося трупа, памятника не случившейся тотальной урбанизации. Спрятаться было решительно негде, но на него никто не смотрел.
Собрание это напоминало минуту молчания, которую объявил очень важный и пользующийся уважением политик, или затишье перед моментом касания мяча кроссовка нападающего. Из рук в руки передавались какие-то предметы.
Внимание Комарова привлекла троица на возвышении, откуда управлялся когда-то конвейер и где сидел начальник производства. С двух сторон туда вели металлические лестницы, и на них тоже стояли люди. В одном из троих после недолгого колебания Женька опознал Лимона, парня с конским хвостом. Стоя на пульте управления, тот напоминал панка, катающегося на танке во время августовского путча.
Второй был незнаком. С благородным, насколько мог разглядеть Игорь, правильным лицом, в очках, далеко уже не молодой, он горбился, опираясь на спинку стула. Кажется, ему неприятно было находиться в эпицентре происходящего.
Третий устроился за столом, разложив перед собой какие-то инструменты. На нём грязный белый халат, зачёсанные назад редкие волосы торжественно поблёскивали от пота.
Пытаясь понять, что здесь происходит, Женька приблизился, перебегая от одного нехитрого укрытия к другому, пока, наконец, одно из них не развалилось прямо перед его носом.
- Эй, да мы не одни, - сказал кто-то нетрезвым, плавающим голосом, и Комаров, наконец, понял – они передавали друг другу шприцы, содержимое которых кололи себе в руки.
Бежать – поздно. У многих оружие. Да и не убежит он далеко со скованными руками. У него был шанс раствориться в предрассветных сумерках, но такой человек, как Женька, предпочёл променять его на самоубийственный поступок. Как, впрочем, и всегда. Рано или поздно это должно было его сгубить.
Женя выпрямился, поняв, что бежать поздно, улыбнулся кривой улыбкой, которую так ненавидели командиры.
- Это он! – завопил кто-то из передних рядов. – Он обратился! Обратился! Стал, как они!
- Это всё радио, радио у него в голове!