Дети радиопомех

- Я хочу узнать, что изменило наших детей, - сказала она. – Если тебе нужен прямой ответ, то… да, я хочу услышать Голос и потолковать с ним по душам. Узнать, рыба он или мясо.

- Что же, - сказал он. - Тогда идём.

Постепенно окружение захватило всё его внимание. Луч фонарика метался, выхватывая из темноты то одну занимательную деталь, то другую. Конструкции из труб, которые нечем было наполнять, и вентилей, которыми нечего было закручивать. Овалы нарисованных белой краской лиц прямо на рыжих кирпичах, лиц, с добрым десятком глаз и ушей на каждое. Круги и разбегающиеся в разных направлениях линии, вызывающие воспоминания о чертёжной компьютерной программе, но нарисованные мелом от руки - удивительно ровные линии и чудо какие правильные геометрические фигуры. Рисованные двери, которые застал ещё Пётр; если бы он был здесь, то заметил бы, как давно их не подновляли. Стекающие по стенам капли воды оставляли на них влажные дорожки, а сами становились белыми. Конкретика уступила место простоте и абстрактности.

- Страна чудес какая-то... - прошептала Ленка. - Или это всё мне мерещится?

Игорь впервые услышал в её голосе что-то, помимо горечи, бесконечной усталости и безумной надежды. Изумление. Даже, может, погрызенное, как зелёный лист гусеницами, любопытство. Насколько многогранен тот Голос, если для его познания шли в ход такие разные приёмы?

Тени крались вдоль стен. Пахло немытым человеческим телом. Из круглых дыр, забранных решётками, несло неприятным сквозняком. Малыши, вмурованные в стены, стали для Игоря и Лены очередным испытанием на прочность. Лица в ореоле кирпичной кладки или гипса нагоняли ужаса, но сами были бесстрастны. Как крошечные Будды, как оживлённые движением света барельефы. Игорь чувствовал, что между Кириллом и ними прямо в насыщенном влагой воздухе происходит некая диффузия, обмен неизвестными науке частицами.

Некоторые младенцы совершенно явно были мертвы. Игорь ждал, что Ленка вот-вот их заметит, когда бредущие заговорили.

- Я-мы хотим, чтобы нас не стало. Вы скажете - смерть... но смерть - это другое. Это - лишь порог, который придётся перешагнуть. За ним последует новая дорога, перекрёсток, дорога, дорога, и за этими дорогами очень сложно найти единственную - к тому, кто говорит. Нет, я-мы не хотим смерти. Только чтобы нас скомкали и вырвали, как страницу из тетрадки. Время не повернуть. Мы пробовали. Оно слишком большое, чтобы развернуться. Ради таких малявок, как мы, особенно. Эгоистично считать, что оно должно.

Кирилл повернулся к Игорю.

- Ты должен проснуться. Попробовать разбудить себя, услышать то, что услышал каждый из нас. Между мной и тобой не такая большая разница. Я сумел, а значит, и ты сможешь.

- Ты переоцениваешь мои возможности, - произнёс Игорь. - Я умею ремонтировать велосипеды - это да. Умею делать разные другие вещи - не сказать, чтобы очень много, но тем не менее. Ещё немного разбираюсь в хорошем табаке. Но чтобы слышать какие-то голоса... нет, до такого не доходило никогда. Когда на улице ко мне подходили свидетели Иеговы, я говорил им, что могу сделать самолётики из этих их листовок.

- Попробуй, - вдруг шепнула Ленка.

- Что? - Игорь переполошился. - Тебе больно? Что-то не так?

Ленка раздражённо отмахнулась. С видимым усилием она мобилизовала своё неповоротливое, насквозь истыканное иголками усталости и боли тело и посмотрела мужу прямо в глаза.

- Попробуй сделать, что он говорит.

- Иногда я совсем тебя не узнаю.

Игорь хотел сказать, что ещё сутки назад Лена не хотела слышать о детях вовсе - о своих ли, или о каких-нибудь ещё. Она, как и многие... да что там, почти все - загнала их в своём сознании в самый глубокий колодец и засыпала землёй.

- Разве ты не видишь всё это? Не видишь, что здесь особенный порядок, который мы никогда не постигнем? И никто из взрослых на это не способен. Мы вроде мореплавателей, что высадились на неизвестный континент с туземцами, обычаи которых дики и чужды. Но если есть хоть малейший шанс... как бы это сказать... навести мосты - давай попробуем.

По лестнице они двинулись в глубины бункера. Вмонтированных в стену перил не хотелось касаться – холодные и липкие, они оставляли на ладонях бурые следы. Опоры чёртова колеса стенали, подражая плохо настроенным музыкальным инструментам.

- Я не хочу быть таким, как вы, - упрямо сказал Игорь. - Хочу остаться человеком. Мы с твоей матерью не сможем вот так вот бродить кругами, будто заводные болванчики.

От улыбки Кирилла разило молниями.

- Когда услышишь Голос, ты поймёшь. Я не могу сказать слепому, что такое свет. Когда ты прозреешь - увидеть всё сам.

Игорь до хруста сжал кулаки. И тут же почувствовал тёплое прикосновение к запястью. Ленка ничего не сказала, но это касание вонзило копьё в грудь всех на свете сомнений. Глядя, как они истекают кровью и печально думая, что он, возможно, сойдёт с ума, Игорь кивнул.

Кирилл сказал:

- Мы уже пришли.

Пахло керосином и машинным маслом, на полу в свете десятков и десятков свечей тускло блестели какие-то лужи. Бутоны живого огня затрепетали, когда открылась и закрылась дверь. Игорь выключил фонарик. Было достаточно светло, чтобы всё рассмотреть – и даже более того. Чтобы увидеть, что это не просто внутренности впавшего в спячку короля парка. Бредущие вложили в него частичку своей души. Он почувствовал колючий неприятный взгляд, но не смог понять, где прячутся те глаза.