Дети радиопомех

Сева выбросил окурок и молча пошёл дальше, по узкой грунтовой улочке между заборами, высматривая открытые ворота и беспомощно распахнутые двери, символ того, что бредущие уже внутри. Женька отрапортовал по рации, что девятый дом по Финской чист. Маленькие проповедники никогда не возвращались туда, где уже побывали.

Сева-Селёдка, показав на личном примере, что никакого ответа грубая сила за собой не влечёт, будто повернул ключ на старт. Солдаты действовали жёстко, даже жестоко, выставляя детей из домов, снимая их с крыш автомобилей или сараев, откуда те вещали: Голос то, Голос сё. Становились на пути у бредущих, собирая в стада, как овец, чтобы потом, окружив, выпроводить прочь. Порой Игорю казалось, что бесконечное терпение высшего разума вот-вот даст слабину, и весь город потонет в крови, но всё оставалось по-прежнему.

- У нас форс-мажор, - сообщили по рации. – Овражная, дом четыре. Жильцы не хотят выпускать из дома мальчишку.

- Это Селёдка и Дырявый, - немедленно отозвался Сева. – Мы рядом, ждите.

Дом стоял в самом начале извилистой улицы, поросшей облепихой и рябиной, на которой всё ещё пламенели сморщенные ягоды. Приземистый, кирпичный, двухэтажный, массивные ворота смяты, будто в них въехал автомобиль. Плитка на расчищенной подъездной дорожке топорщилась, напоминая акульи зубы. Дверь, как водится, на распашку.

- Я вам его не отдам, проклятые солдафоны! - неслось оттуда.

Внутри, в тёмном зале, толпились люди. На лестнице, что вела на второй этаж, стоял полный мужчина. Чуть выше Женька заметил двух женщин – старую и средних лет – а потом увидел, что мужчина сжимает плечо щуплого мальчишки, в руках у которого чашка с дымящимся напитком.

- Что происходит? – поинтересовался Сева.

- Это сын мой, вот что, - толстяк, как катком, попробовал раздавить Севу тяжёлым взглядом. – И я не дам его забрать и угнать, как барана, в резервацию. Малыш не такой, как мы, но это не значит, что нужно обращаться с ним, как с животным.

- Хотите, чтобы он остался? – Сева выпятил губу. Интерес на его лице уступил место изумлению. – Но это уже не ваш ребёнок. Мы уйдём – и он, может, передушит вас всех, как крыс.

- Эй, оставь их, - сказал Женька, пихнув товарища в бок. – Пускай побудут вместе.

- Чего это? - не поворачиваясь, сказал Сева. Он сверлил взглядом толстяка. - Может, ещё скажешь, что они безобидны? Бедные заблудшие барашки.

- Слушай, - терпеливо начал Комаров, хотя сам не верил, что увещевания здесь способны принести плоды. - Между ими и нами сейчас бездна непонимания. Может, в отдельно взятом семействе получится построить мост?

Сева раздражённо повернулся к нему, однако сказать ничего не успел. Тучный мужчина стукнул кулаком по стене, и с потолка посыпалась пыль и засохшие насекомые. Видно, и до катастрофы здесь особенно не следили за порядком.

- Что, голос хозяина в доме уже ничего не значит? Пошли вон! Выметайтесь, все, до единого. Хочу сам его прикончить.

- Оп-ля! - Сева потерял к Женьке всякий интерес. Рот его изогнулся в подобии вежливой улыбки. - Вы – что?

- Сами, - встряла женщина, та, что помоложе. Напоминая повадками суетливую курицу, она пролезла под рукой мужа, отобрала у мальчика кружку, подула, и, поднеся к губам, заставила его глотнуть. – Мы сами. Пей, мой сладкий… счастье, что он вернулся. Ужасно, во что превратились все эти дети. Боря вернулся потому, что не хочет быть с ними, но и с нами он быть больше не может. Теперь он чужой, понимаете?

Она обвела солдат пустыми, ничего не выражающими глазами.

- Отец сказал, что сам избавит бедного мальчика от страданий.

- Вот этими вот руками, - веско прибавил мужчина. – Он родился из моего семени, и я не могу позволить ему бродить бобылём по улицам и бубнить, бубнить без остановки.

- Что ж, - Сева, казалось, приплясывал от восторга. – Тогда мы больше не смеем вас отвлекать. Большая удача в наше время встретить решительных людей. Айда, парни.

Он пихнул Женьку в грудь, однако тот не сдвинулся с места.

- Отойдите от ребёнка, - сказал он. - Оба.

Толстяк смерил его тяжёлым взглядом и ничего не сказал.

- Этот выблядок был нашим сыном, - вдруг заверещала женщина, а старуха начала дёргать себя за пальцы, издавая невразумительные, нечленораздельные звуки.

- Именно поэтому я прошу вас отойти, – Комаров припомнил нужное слово, почерпнутое из полицейских сериалов. – Вы сейчас в состоянии аффекта.

Сева крепко схватил Женю за локоть. Он больше не паясничал.

- Это родители. Они лучше знают, что делать со своим чадом. Пошли.

Комаров повернулся и коротко саданул Севе в переносицу прикладом. Почувствовал мрачное удовлетворение, когда услышал, как у него клацнули зубы.

Помимо них двоих и хозяев, в доме находились ещё трое бойцов, и они медлить не стали. Ситуация была простой и привычной – Женька не вышагивал, как робот, не произносил мудрёные слова с потрясающей синхронностью с другими людьми, не ворочал вполне осязаемыми предметами силой мысли. Поэтому, не смотря на всю выучку, очень скоро он обнаружил себя лежащим лицом в пол со скованными (снова!) за спиной руками. Повернув голову, он видел, как хозяин, потеряв к происходящему интерес, поднимается на второй этаж и исчезает за дверью, ведя за руку мальчишку, который пятится, не отвращая от Жени улыбающегося лица. «Знаешь ли ты, что тебя там ждёт?» - спросил про себя Женя. В тот момент он верил, что раз бредущие могут общаться мысленно между собой – он также будет услышан. Он всерьёз надеялся на ответ, но ответ не пришёл. Лишь исчезающая надежда оставила инверсионный след, словно от летящего высоко вверху самолёта. «Это необходимые потери» - как будто говорила она. – «Если хоть одного эта жертва заставит задумается – она не напрасна».