Дети радиопомех

Зная, на что способны дети, Комаров думал, что здесь не помогут даже автоматы, но держал язык за зубами. На лицах он видел плохо замаскированный страх. «Эти» и так пугали их до чёртиков.

- Ты семейный? – спросил Женя молодого, коротко стриженного субъекта, что взял над ним шефство. Он был почти так же высок, как Комаров, костляв, с резко очерченными скулами и лицом футбольного фаната родом из неблагополучного Металлурга. Звали его Севой, а называли -  Селёдкой.

Сева поморщился.

- Ни отпрысков, ни братьёв или племянников. Те, у кого были спиногрызы, теперь стоят на раздаче, охраняют хлеб. Обжираются, небось, как свиньи. Сюда таких не берут. Мы здесь, на передовой, творим историю. Хотелось бы творить её с чем-то более надёжным, чтобы иметь возможность спасти свою шкуру.

Узнав, что Женька побывал в плену, многие захотели узнать подробности, но времени на разговоры не было. Дома и коттеджи выглядели притихшими, почти сонными, однако внутри кипели страсти.

- Убирайтесь прочь! – орал старик в кресле-качалке, держа на коленях молоток. Он был пьян, и, кажется, обращался не только к мальчишке-оборванцу с блаженной улыбкой, но и к двум солдатам, что стояли поодаль. Лица их читались столь хорошо, что Женька понял – даже если случится великий потоп, они будут и подпирать стену и ничего не предпримут.

- Я-мы хотим жить все вместе, чтобы слушать Голос, - сказал мальчишка. – Прислушайтесь к себе. Он – весь мир.

- Я не могу встать, - ругался старик, - иди сюда, я покажу тебе твоё «вместе»!

Сева взглянул на товарищей с плохо скрываемой брезгливостью.

- Ослы, - пробормотал он сквозь зубы.

- Чего сказал? – переспросил один.

- Приказы, говорю, исполнять нужно. Вас для чего здесь поставили?

- Вот и исполняй, - буркнул второй. Кивнул на мальчишку и сказал товарищу: – Глянь, какой жуткий. И дёргается, как марионетка.

- Не голоси, мать, - сказал Сева хозяйке, что, охая, пряталась за спинкой кресла. – Сейчас всё устроим в лучшем виде.

Женя остался в дверях, а Сева, растопырив руки, приблизился к мальчишке. Словно что-то почувствовав, паренёк вдруг грохнулся на колени и громко стукнулся лбом о грязный пол. Голос его взлетел к потолку, где немедленно забегала сонная муха. Тень её от единственной лампочки без абажура была несоразмерно большой.

- Умоляем вас, послушайте. Он говорит, чтобы привести вас к миру…

Мальчишка закашлялся; Сева дёрнул его за воротник куртки, и, не теряя времени, потащил к выходу. Стеклянные глаза на белом лице, прошитом венами, смотрели в потолок, рот беспрестанно открывался и закрывался. Женя бесстрастно подумал, как мало этот ребёнок похож на человеческое существо. Что-то изменило его изнутри, и назад возврата нет. Вот Сева – он понимает. И действует согласно законам мест, где он вырос. Бей первым, не давай спуска.

Он вышвырнул бредущего не улицу и встал в дверях, широко расставив ноги и положив руки на ружьё. Из-за его плеча Женя видел, как мальчишка поднялся, несколько секунд постоял, глядя снизу вверх в лицо солдату и говоря, говоря, говоря… убеждая, моля и моля, брызгая кровью из разбитой нижней губы. Потом повернулся и побрёл прочь. Шея Севы, до этого напряжённая, расслабилась, он сбежал по ступеням, закуривая на ходу. Солдаты, сбросив оцепенение, тихо покинули хату за его спиной.

- Как? – спросил Женя, нагнав товарища. – Нормально?

Мальчишка успел куда-то запропаститься, но Сева, кажется, не сомневался, что сумеет в случае чего легко его отыскать. Ухмыльнувшись, он передал Комарову раскуренную сигарету.

- Порядок, - голос его не дрожал, но был к тому близок. - Каждый раз ожидаю, что они взглядом переломают мне все кости. Видел, как они двери выносят? Как гнут металлические решётки – те аж раскаляются. Но мы — не металл. Мы не должны прогибаться. Секи фишку!

Через раскрытую дверь Сева с завистью посмотрел на деда, который с победоносным видом опрокидывал в себя шкалик.

- Хорошо ему. Хотел бы я тоже так. Но если налакаешься, потеряешь скорость реакции, - лицо его приобрело хищное выражение. – Поэтому приходится воображать, что бухой в зюзю и что тебе всё по боку. Бросаться в самое пекло и не думать о том, что может сделать с тобой этот шкет. А какая альтернатива? Стоять и подпирать стену, как те двое? Ну уж нет, я себя уважаю. Ну что, усвоил урок?

- Я был тем парнем, - вдруг признался Женя.

- Ась? - Сева-Селёдка посмотрел на Комарова. - Каким?

- Которому живот вспороли.

Женя поморщился, как от зубной боли. Зачем он это сказал? Захотелось. Откровенность за откровенность.

- Да? – заинтересовался Сева. – Ладно, брешешь.

Женя молча задрал куртку и показал шрам на животе, подумав мимоходом, что нужно бы найти эскулапа, чтобы снял швы.

- Ого, - присвистнул Сева, и лицо его потемнело. Там появилась... какая-то безысходность, что ли. – Значит, ты в теме. Или мы, или они, да?