Дети радиопомех

- Бедняжки... и родителей жалко...

- Я слыхала, в сто пятьдесят четвёртом вроде парень себя зарезал... может, это они друг из-за друга? Любовный треугольник это называется, как в сериале.

- А я знаю, что...

Игорь немного потолкался, махнул участковому, который всё равно стоял к их подъезду спиной, и, подняв воротник пальто, свернул за угол.

На работу он ходил пешком. У них не было машины, да и до сервиса не так далеко, а пешие походы успешно заменяли Игорю Савельеву фитнес-клуб.

Окунувшись в это тревожное утро, Игорь вдруг почувствовал потребность улыбнуться и немедленно это сделал. Губы обжигало морозом, зубы приятно ныли. Ленка не послала его подальше, не запустила поварёшкой и не разбила голову - по этому поводу Игорь готов был пуститься в пляс. Не стоит забывать, из-за чего всё случилось: из-за цепочки одинаковых, будто собранных на заводе, будней, которые вынудили его взорваться. Для чего человеку дана эта скука, смертельный, пресный яд, что останавливает в жилах кровь? И как с ней справлялись, скажем, лет сто назад, когда не было ни телевизоров, ни кинотеатров, не было скорости, которую можно развить, вдавив педаль автомобиля в пол, не было больших мониторов, джойстиков, мотоциклов и прыжков с верёвки?

Внезапно он остановился, сообразив: была война. Объявленная и необъявленная, с наступающим под развевающимися флагами неприятелем, с собственным правительством или с оборванными низами, язвы и мозоли которых вызывали лишь отвращение. Народные массы всё время ожидали случая пустить в ход кулаки, и повод к этому им, раз за разом, подкидывали. На скуку не было времени. Глаза, которыми простой народ смотрел вокруг, были не зрачками гугл хрома, без линз теленовостей - непристрастные... верящие самим себе. На минуту Игорь задумался, кем он мог бы стать, родись он не в тысяча девятьсот, а в тысяча восемьсот восемьдесят шестом году, однако перед глазами вновь и вновь вставал представительный господин в котелке, с пенсне и полным огромных чугунных ключей чемоданчиком, которыми доводил до ума чужие педальные транспортные средства. Конечно, транспортные средства тоже были другими...

Одно он знал наверняка - кем бы он ни был, от скуки бы умирать не пришлось.

Скука - вот истинный двигатель современного прогресса. Всё, что раньше делалось, чтобы не сдохнуть с голоду и чтобы не попасть под раздачу, теперь делается ради скуки. Те, кто не хочет ничего создавать, пережёвывают потерявшую вкус жвачку, или режутся в компьютерные игры, создающие иллюзию прогресса.

Впору было захандрить, но Игорь, пиная снежные комки, не собирался поддаваться. Было неожиданно тихо. На шоссе, там, где обычно в это время толпились на всех трёх полосах автомобили, сейчас со свистом проносились редкие, как кометы, машины. Игорь поборол искушение протереть глаза. Как на севере во время одной из беспокойных белых ночей, которые всем там давно уже опостылели и которыми не устают восхищаться туристы и заезжие поэты.

Игорь свернул на нужном перекрёстке, перешёл дорогу, рассеянно поправил шарф, взглянув на своё отражение в витрине продуктового магазина. Зачем-то, одну за другой, оборвал лепестки с номерами с объявления «Продаётся гараж». Зашёл во дворы, всегда шумные, крикливые (из-за футбольного поля, окружённого шестью жилыми домами - место тусовок местной молодёжи, которое зимой превращалось в каток), сопровождаемый воем и лаем собак, спустился в неприметный подвал одного из домов, под вывеску «Ремонт спорт-инвернтаря».

Дверь оказалась закрыта. Игорь постучал ногой, обивая снизу наледь, выругался. Ключи у него были, но почти всегда оставались дома: коллеги не могли назвать мастера ранней пташкой. Обычно он с порога погружался в запах свежесваренного кофе вперемежку с запахом смазки, в болтовню Машки-приёмшицы с кем-то из подмастерий, стрекот цепей, которые прочищали от грязи.

Ладно хоть, мобильник сегодня дома не оставил... так, что тут у нас? Пришло сообщение «нагрузки на сеть... бла-бла-бла... возможны перебои связи», одно из тех, что рассылались оператором в дни крупных праздников. До Машки, полноватой девицы, всегда пунктуальной и приветливой, Игорь не дозвонился, Вадим же взял трубку почти сразу.

- Шеф, - зашептал он. - Я попался.

Парень казался крайне возбуждённым.

Игорь сказал:

- Оправдает тебя только одно: ты попался в охотничий капкан, и сейчас сидишь посреди тайги и ждёшь помощи.

Ученик старших классов, Вадим был заядлым прогульщиком и истовым велолюбителем. Игорь рискнул взять его работать посменно - и свою смену он ни разу не пропустил... до сего дня. Родители, похоже, отчаялись перевоспитать мальчишку и просто смирились: приносит домой деньги, и ладно. Вадим деятельный, как сквозняк, что врывается в раскрытую форточку и мечется по помещению, внося собственные коррективы в сиюминутные планы его хозяев. Это был хороший, добрый ветер. Созидательный. Велосипедами он просто бредил - по собственным словам, в детстве, за одно лето притащив со свалки три разноразмерных агрегата, мальчишка собрал один успешно функционирующий со всеми «вкусностями» - ободные тормоза, пусть и тросиковые, но вполне добротные, два десятка скоростей, педали-«топталки» (от разных велосипедов), и прочая, и прочая.

- Ше-еф, - Вадим засмеялся ломким, свистящим смехом. Игорь едва удержался от того, чтобы не сбросить звонок. Пьяный он, что ли? - Я тебя почти не слышу. Этот шум в голове... они заперли меня и врубили помехи. Страшный шум. Как будто от испорченного радио, только вот... радио никакого нет. Удивительно, что я услышал твой звонок. Я не могу выйти. Не могу, понимаешь? Не могу. Я заперт. Предки думают, что я чокнулся.