Страница 13 из 50
Но одновременно с неудобством, с ломотой в суставах и перетянутых мышцах, внутри росло ощущение, которое Анлетти, казалось, давно потерял и забыл.
Чужое дыхание в сгибе шеи, горячее и прерывистое. Мягкие волосы, настырно лезущие в нос. Пальцы, исступлённо впившиеся ему в плечи — так не держаться даже за спасательную верёвку. Капли слёз на разгорячённой коже. И тесное соприкосновение тел, теснее просто не бывает, когда кажется, что чужое сердце бьётся не где-то там, а прямо у тебя в груди.
Обычная близость — и вместе с тем совсем необычная. Слишком… много в ней было ранимости.
Анлетти не мог отделаться от ощущения, что это он, а не тан Кериан, из них двоих сейчас уязвимый и как будто голый. Что это его самого, точно сенную подушку, хорошенько встряхнули и трясли до тех пор, пока он не исторг из себя все до последнего клочки старой, пожухлой травы, обличив слежавшееся и местами подгнившее содержимое.
Труха. Вся его жизнь — одна сплошная труха.
И кто поручится? Кто скажет? Вдруг всё, что есть в ней значимого и настоящего, он держит сейчас на руках?
Звук ещё не родился, а Анлетти уже почувствовал лёгкое дуновение у правого плеча. Кожу обожгло жаром дыхания, а потом он услышал.
Тихий стон — без боли и страха — полный не наслаждения ещё, а скорее его предвкушения, радости, что ещё чуть-чуть и оно наступит — это неуловимое, мифическое счастье, едва коснулся слуха, а тело уже прострелило насквозь от пальцев на ногах до самой макушки. Свело судорогой в невероятно плотный, перетянутый, дрожащий от напряжения узел, который распутать уже невозможно. Только разрубить, разделив жизнь на две неравные части — «до» встречи с таном Керианом и «после».
Мальчишка, который пришёл к нему и заявил, что Анлетти должен ради его исцеления вытерпеть ту же боль, что и он в руках их прошлых врагов. Уже смешно?
Ещё смешнее, что, оказывается, Анлетти его ждал. Его или кого-то похожего.
И сейчас, изливаясь в прижавшегося к нему, смущённого юношу, несмотря на всю пережитую боль и весь ужас предстоящего исцеления, когда ему придётся, как разбитую вазу, по кусочку восстанавливать не менее разбитое тело, испытывал постыдное предвкушение.
Может потом, когда тан Кериан уйдёт от него исцелённым, он сможет собой гордиться? Пусть не всей жизнью, так хоть одним этим поступком?
Юноша шевельнулся у него в объятиях, и Анлетти, разомкнув руки, аккуратно уложил его на кровать, а после и сам рухнул рядом. На то, чтобы вставать и искать салфетку, просто не осталось сил. Хотя Анлетти и понимал, что надо.
Рядом послышалось шевеление. Это тан Кериан перевернулся набок и, подперев голову рукой, замер в полурасслабленной позе, спокойно и молчаливо его разглядывая, а когда насмотрелся, спросил:
— Насколько близость между двумя мужчинами может быть приятной?
Анлетти мог бы съязвить, сказав: «Смотря для кого из них», — но для подобного он сейчас был слишком счастлив: из него словно высосали весь яд, оставив в ноющем теле звенящую лёгкость и умиротворение.
— Насколько вы сами позволите доставить вам удовольствие.
— А вы… и та девушка, дива Марьяна. Ей на самом деле было приятно или это ваша магия затуманила её разум?
— Магия… — Анлетти нарочито тяжело вздохнул. Кажется, он понял, к чему все эти расспросы. — Нет, смею вас уверить, диве Марьяне наша близость доставила неподдельное удовольствие, и магия здесь совершенно ни при чём.
— Скажите… А вы сами когда-нибудь… ну… были на моём месте? — даже по голосу можно было с уверенностью сказать, что тан Кериан смущён — смущён и изнывает от любопытства.
— Нет.
— Почему?
Анлетти повернул к нему голову. Дрожащий огонь свечей высветил половину лица, чистую щёку, пока ещё без намёка на бороду, и прямой нос, очертил тяжёлую линию подбородка, а вторую половину — утопил в тени.
Тан Кериан казался сейчас одновременно беззащитным и требовательным. Как у него только получалось?
— Потому что испугался даже попробовать. А мой возлюбленный… хм… настаивать не стал.
Поняв, что в этот раз ступил на тонкий лёд, юноша прикусил язык, но через какое-то время придвинулся ближе и невесомо коснулся пальцами его живота.
— Удивительно. Ни единого шрама на коже, и сама кожа такая упругая, гладкая, будто бы шёлковая.
— Не волнуйтесь. И у вас будет такая.
— Вы не поняли. — Тан Кериан не то чтобы покраснел, у него лишь немного потемнели скулы, будто невидимый художник пару раз скупо мазнул кистью. — Мне нравится ваша.
Фыркнув, Анлетти улыбнулся.
— Так вот, что это было? Комплимент.
Прикосновение из невесомого переросло в более тесное, чувственное. Юноша гладил его живот ладонью, опускаясь всё ниже, пока пальцы не затерялись в завитках каштановых волос.
— Не так скоро, — Анлетти перехватил руку у локтя. — Дайте хоть дух перевести.
— Я почти почувствовал что-то… что-то приятное. Вы ведь сможете это повторить?
Вопрос повис в воздухе без ответа.
Анлетти с минуту всматривался в горящие глаза напротив — этот огонь разжёг в них он, ему и нести ответственность, — а затем отпустил пленённую руку и позволил тану Кериану увлечь себя на следующий виток их общего безумства.
За окном отгорел рассвет, откричали петухи, отзвенели колокола храмовых башен. В спальне оплавились и прогорели все до единой свечи. На кровати не осталось ни клочка сухой ткани — всё пропиталось потом, семенем и смазкой. В дверь дважды стучались слуги, сначала чтобы разбудить, потом — чтобы напомнить о важной встрече.