Синестезия

- Я пойду уберу это, - без всякого выражения сказала я и подняла надтреснутую чашку.

- Яра, - Мика поднялся и обошел кофейный столик, встав рядом со мной, - Не переживай ты так. Мы не выбираем своих родителей. Просто найди хорошие стороны. Не все ведь так плохо. Пожалуйста, не расстраивайся.

Я промолчала, по-прежнему глядя вниз.

- Я все уберу. А тебе надо просто отдохнуть, - Мика взял из моих послушных руку чашку.

Я отошла от него, оставив разбираться с пролитым чаем и направилась к лестнице. На меня вдруг навалилась страшная усталость. У первой ступеньки я обернулась.

- Спасибо.

- За что?

Но я только покачала головой и поднялась к себе. Добравшись до постели, я рухнула в нее и, уткнувшись лицом в подушку, зарыдала.

***

Его спина постоянно выгибалась в изящной осанке. По лицу бродила тень наслаждения всем происходящим. Рука безостановочно трепала темные густые волосы на голове. Взгляд пронзительных полуприкрытых глаз отрешенно бродил по комнате. Тело двигалось в такт, словно сраженное пульсом музыки. Горло издавало хриплое мурлыканье в микрофон. Его голосовые связки были словно для того, чтобы рождать подобные звуки. Этот голос заменял ему музыкальный инструмент, которым тоже не просто было управлять. Но он пел с такой легкостью, нисколько не напрягаясь, откидывая голову назад с привычным высокомерием на лице.

Медленный, тягучий блюз раздавался по всему помещению. Я отбивала простой ритм, прикрыв глаза. Над этой песней особенно трудиться не надо, здесь все просто. И от этого так восхитительно звучит. Витя почти неслышно перебирал струны гитары, партию Мики вообще едва расслышишь, но без нее никуда. Она одно из связующих звеньев. И над всем этим возвышался гибкий, ломающийся и немного истеричный голос Дамира. Все было идеально. От первого до последнего звука. Это давалось там так легко, без каких-либо усилий, словно у нас уже был многолетний опыт. Эта музыка была самим волшебством, такая сложная, но простая одновременно, приятная, воодушевляющая. Само осознание того, что ты способен воспроизводить ее, забрасывало тебя на вершину неба.

Нам просто нравилось играть с друг другом, собравшись в один круг, как какая-то кучка сектантов. Иначе это не назовешь, потому что по нашим блаженным лицам было заметно, что, либо мы под чем-то, либо просто наслаждаемся музыкой. Удивительно, как музыка может воздействовать на человека. Иногда на репетициях, когда мы играли нечто подобное, можно было впасть в состояние, подобное трансу. О, это были уникальный моменты! Твои уши становятся настолько чувствительны, реагируют на каждое изменение в мелодии, в них словно вливается сахарный сироп. Музыку будто бы можно пробовать на вкус. Она слаще меда. Хмельнее всякого вина. Приятнее и желание, чем самое большее наслаждение в жизни.

Мы и раньше могли так играть, до забвения, втроем, когда не было Дамира. Со Славиком или без все было одинаково. Мы слушали друг друга. Но с этим томным парнем все было по-другому. Как будто для полного счастья нам не хватало только него и его голоса. Как и оказалось в итоге. Дамир был необходим нам. И с его приходом картинка сложилась. Мы стали больше, чем мы были до этого. Ему нужна была всего лишь крыша над головой, нам — хорошая замена. И через месяц удача стала падать с небес. Тут каждый может ощутить, что это его призвание.

Я сбилась со счета, сколько мы мусолим одну и ту же песню. Но это было словно отработка материала. Пока не надоест, пока не будет получатся идеально, однако куда уж идеальнее... Оно не надоест нам никогда. Ни один и тот же ритм, ни смолкающие цепочки гитарных мелодий, ни хриплые стоны на последнем издыхании...

И я говорю «мы». Я все еще здесь. Я все еще вкушаю происходящее, ощущаю ползущую под кожей магию, безостановочно работая руками над ударной установкой.

Но когда все ощущают усталость, нам нужна передышка. Небольшой отдых. Чтобы прийти в себя. Собрать мысли и чувства. Чтобы потом вновь встать по местам и по новой завести старую песню, способную длиться вечно.

Витя отправился курить на улицу: ему казалось слишком тесно и душно в гараже. Он распахнул дверь настежь, чтобы потоки свежего вечернего воздуха погуляли по помещению. В этой обжитой небольшой комнате не мешало бы прибраться. Иногда тут жили и по нескольку дней, о чем свидетельствовали затонувшие под окурками пепельницы и набитые до отказа мусорные ведра. Один только электрический чайник содержался в чистоте и блестел серой металлической поверхностью. Чистую кружку можно было найти с трудом, а тарелок тут вообще не было. В холодильнике и перекусить-то особо нечем. Зато здесь было довольно уютно. О чем говорила стопка книжек Дамира, которую он постоянно пополнял. Его книги были везде. Непонятно, как он мог читать по нескольку их за раз, и они не перемешивались у него в голове. Ах, да. Еще и Бернард. Череп несчастной собаки лежал рядом с чайником с самого начала репетиции. Дамир решил, что Бернарду одиноко дома одному. Мне до сих не было понятно, прикалывается ли Дамир, или воспринимает это всерьез.

За день я оклемалась. В зеркало я посмотрела на утро, как и сказала мне Диана. Она же позвонила сегодня мне и спросила, как я себя чувствую. Я ответила, что если бы не смотрела в зеркало, чувствовала бы себя гораздо лучше. У меня ничего не болело, я выспалась и могла считать себя в хорошем расположении духа. Правда, ощущалась небольшая боль в костяшках пальцев, но это ничего, после того, как я вложила все свои силы в этот удар. А вот с лицом были проблемы. Страшная длинная царапина начиналась у уголка губ и заканчивалась где-то под глазом, который немного заплыл. Я недоумевала, как мой противник мог так меня ударить и рассечь щеку, пусть даже не глубоко. А что было бы, если бы я не ушла от удара, об этом я старалась не думать.