Страница 93 из 103
Он заметно расслабился, оборонительная колкость пропала, и его голубые глаза засветились ничем не омраченным светом. Как у ребенка.
– А ты… Ну это… Давно сидишь?
– Давненько. Почти полжизни. Вернее сказать, целую жизнь.
– Как это?
– Жить я начал здесь.
– А-а, – кивнул он, делая вид, что понял.
– Сколько у тебя срока?
– Одиннадцать с половиной.
– Ух…
Меня аж передернуло. Одиннадцать с половиной… Как это много.
– Родные есть? Близкие, кто за тебя беспокоится?
– Да, мама, папа.
– Дорожи этим.
– Девушка еще ждет. Ну говорит, что ждет. Типа невеста. А у тебя девушка есть?
– Нет.
– Была?
– Были.
Не знаю почему, но я как-то сразу проникся к этому пацану всей той человеческой добротой, на которую еще было способно мое сердце. Мы разговаривали почти до утра. Он рассказывал мне о воле. Как изменился город, как изменились люди, а я сидел и слушал. С открытым ртом. Во многое я не мог поверить, многое переспрашивал, но все равно не верил. Рассказал ему о себе, о том, чем занимался, о тех местах, в которых побывал. Я чувствовал себя естественно. Я был самим собой. Не помню, когда был им в последний раз…
– Ну а так, вообще, в зоне же надо чем-то заниматься, да?
– Ну, наверное, да, – нахмурившись ответил я.
– Чем бы ты мне посоветовал?
– Я?… Не знаю. К чему душа лежит. Это твоя жизнь, твоя судьба. Что ты хочешь от жизни?
– Я на тюрьме за хатой смотрел, – с гордым видом сказал Рыжий. – Все по жизни ровно. Предыдущий смотрящий, когда уезжал, общак мне доверил, хотя там мужики и постарше были.
– Понятно, – попытался ответить я как можно более равнодушно. – Думаешь дальше блатовать?
– Да не знаю… – его глаза растерянно забегали, – может быть. Вообще-то, я хотел работать.
– Решай. Тебе надо сделать выбор. Выбор важен, он есть всегда, поверь мне, я знаю. Впереди целая жизнь. Она в твоих руках.
Меня, как единственного возвратчика, распределили в отряд через десять дней, а остальные остались сидеть и ждать пока знакомые не заберут их к себе. Зона была переполнена.
######
В бараке ровным счетом не изменилось ничего, разве что на тумбочке стало больше пыли. Наведя чистоту и расставив все по своим местам, я присел на шконку и огляделся. Нет, ну я по-любому никуда и не уезжал.
День. Обед. Вечер. Ужин. Обсудив что-то с кем-то в тысячный раз, я начал укладываться спать, как вдруг, уже чувствуя подкрадывающийся сон, вспомнил о той странной маляве.
Дождавшись пока выключат свет, я достал телефон и набрал одиннадцатизначный номер. Гудок, второй, третий… Я уже начал думать, что никто не возьмет, как вдруг услышал короткое «алло». Я узнал его голос не сразу. Наверное, потому что забыл. Как голос, так и его самого. А вот он помнил. Степа. Он сидел на другой зоне и, узнав, что я в больнице, отправил мне туда маляву.
– Но как? Кто тебе сказал?
– Тюрьма – это же сарафанное радио – один видел другого, другой сказал третьему, у третьего спросил я. Вот и все. Слышал, ты болеешь.
– Есть не много.
– Ясно.
Молчание. Я не знал, о чем говорить, а он все хотел что-то сказать, но не решался. Ведь не просто же так он меня нашел.
– Степа.
– Да.
– Говори уже.
Секунду он молчал. Собирался духом или просто подбирал слова.
– Это я тебя сдал.
– Я знаю.
– …знаешь?
– Да, знаю. И дальше что?
– Прости, – он выдохнул, – если сможешь.
– Я… Я много думал об этом и понял, что я, наверное, уже давно тебя простил.
– Правда? В смысле… Спасибо.
Можно ли было говорить о чем-то после всего сказанного? После всего пережитого. Мы попрощались. Я скомкал и выбросил его номер в урну.
######
Лето было в самом разгаре. Некоторые даже пробовали загорать. Смешно наблюдать – худые, все в синих наколках, они крутились под солнцем, ища правильный угол и подставляя ему свои незагорелые места, а когда приходил мент, гурьбой бежали в барак, ведь находиться на улице в одних трусах, было запрещено.
В один из июльских вечеров меня позвал к себе Длинный, наш смотрящий. Интересно, что это ему надо? Наше с ним общение уже давно прекратилось и сводилось лишь к примитивному «привет – пока». Он как всегда копался в своем телефоне, а по обоим сторонам стояли крепкие ребята в цветастых спортивных костюмах. Я сел напротив.
– Здоров, Игнат.
– Привет.
– Че как сам?
– Как поломанный «Ниссан».
Он что-то хмыкнул в ответ и поднял глаза. Маска. Я научился различать лицемерие.
– Здоровье как? Не лучше?
– Пойдет.
Я все ждал, когда же закончится эта официальная часть. Ему это неинтересно, это понятно, когда это он стал беспокоиться о моем здоровье.
– Ну и славно. А в отряде голь-моль, шаром покати. В карты играют мало, на общее я вообще забыл, когда последний раз кто-то от души уделял…
Ну давай уже. Ближе к делу.
– Я чего тебя позвал-то – с тобой этапом приехали одни новенькие, свеженькие, так сказать. Ты сидел с ними в карантине, общался, ведь так? – он достал сигарету парламента и закурил. – Сиделец ты старый, глаз у тебя острый, скажи, среди них есть толковая молодежь? Каталы, стремяги, может смотрящие, кто за чем-то в ответе был, ну или хотя бы те, кто мог бы ими стать, кто мог бы помочь в нашем общем деле. А, братан?