*цена прошлого#

Мне снился дом. Последнее время такое случалось редко – чем больше я находился здесь, тем меньше он мне снился. Не только дом, свобода в принципе. Но сон был самый настоящий, и по пробуждении я забыл всю его суть, остались только одни теплые ощущения. Боясь их потерять, я как ребенок еще долго лежал с закрытыми глазами в надежде, что вот сейчас… Ну вот сейчас-сейчас! Еще чуть-чуть и мой сон вернется. Но, конечно, он не вернулся. Вернулась реальность. Я узнал ее по стуку колес и запаху табачного дыма. Все ощущения как рукой сняло. Открывать глаза не захотелось и подавно.

– Как ты, пацан, нормально? Крепись, уже почти приехали, – услышал я голос кого-то из моих попутчиков.

Никого из них я не знал, знакомиться тоже не стал, желания не было. Да и что-то подсказывало мне, что лучше поберечь силы. Этап сам по себе круиз не из легких, а в моем состоянии он вообще превращался в сплошной экстрим. Из-за раны под ягодицей сидеть я так и не мог, поэтому в столыпине ехал лежа, а в автозэке стоя – прилечь там было негде. Потолок там, естественно, низкий, в полный рост не встанешь, поэтому приходилось стоять на слабых полусогнутых, вцепившись гнилыми руками в ржавую решетку отсекателя. Жесть, короче.

– Ты, вообще, за что сидишь? – чей-то голос оторвал меня от мыслей.

– Разбой… – ответил я неизвестному.

– Охренеть… Что с тобой стало?

Сложный вопрос. Меня больше интересовало, что со мной будет.

– Ты не молчи – говори, если надо чего.

Я кивнул и поправил под головой съехавший пакет с вещами. Весь оставшийся путь мы ехали молча. Конвой попался хороший, мужики пили разлитый по полторашкам холодный чифир, а я, смотря в замазанное краской окно, выкуривал по полсигаретки и размышлял.

Как меня, еле живого, могли выписать из больницы? Вернее, не как, а почему? То, что на мое здоровье им наплевать – это понятно, как в принципе и на мою жизнь, но вредить мне намеренно – способны ли они на такое? Да и зачем? Что я им сделал? Если только, чтобы избавиться от ответственности в случае… Ну да, это на них похоже. Система безжалостна. Хорошо хоть мент присланный за мной оказался человеком. Стойко выдержал мою истерику и объяснил, что от него ничего не зависит, он лицо исполняющее. А потом дал мне время спокойно собраться и поесть перед долгим этапом.

А дальше-то что? Меня отправили обратно на зону, с которой приехал. Здоровую зону. На кой я им там? Возьмут да тоже куда-нибудь отправят. Круговая порука, ищи потом крайнего. Если еще будет кому искать… Так, стоп, спокойно! Надо еще сначала до нее доехать.

Доехал. Этап пришел как обычно ночью и после проверки личности нас как обычно повели на шмон.

– Это незаразно? – носатый мент вопросительно разглядывал меня, а потом двумя пальчиками расстегнул замок сумки, посмотрел внутрь и брезгливо отодвинул ее подальше. Меня даже трогать не стал.

В баню я тоже не пошел, но тут уже по собственному желанию. Оказывается, с таким заболеванием мыться ни в коем случае нельзя – этим ты только усугубляешь свое состояние, разнося вредные бактерии по всему телу. Причем узнал я об этом не так давно и, что интересно, не от врачей. Бывалые зэки обрушили на меня порцию доброго мата, увидев, как усердно я натираю себя вехоткой.

Далее меня как болезного определили в стационар медсанчасти и, зайдя в темную спящую палату, я без сил упал на свободную кровать.

######

Все относительно – это бесспорно. Все познается в сравнении – это тоже бесспорно. Да, это была тюрьма. Да, я был болен. Да, болеть в тюрьме не пожелаешь самому заклятому врагу, но дышать свежим воздухом в хорошо проветриваемой чистой палате, где есть большой телевизор и нет вторых ярусов, а свободного места столько, что в футбол играть можно, куда приятнее, чем жить на полу в столовой. Это тоже бесспорно. Ну вот, хоть один плюсик, но я уже нашел. Посмотрим, что будет дальше.

Я лежал на шконке, слушал телевизор и разглядывал своих соседей. По сравнению с больницей все были просто здоровячки: повышенное давление, перелом, грипп. Многие спали, укрывшись от работающего телевизора одеялом с головой. Его, похоже, вообще никто не смотрел, но работал он круглосуточно, привыкли, наверное. Конечно, мой нежданный приезд разрушил их относительно устоявшуюся идиллию. Еще бы, мой внешний вид производил удручающее впечатление: гниющий, распухший, грязный, кожа между пальцев от постоянного чесания была разорвана, брови отсутствовали вовсе – они тоже чесались.

Неудивительно, что Петруха, тот самый, кто умел ставить первоклассную бражку, меня не узнал. Он лупал свои покрасневшие со сна глаза, пытаясь вспомнить откуда его знает поздоровавшийся с ним человек.

– Игнат?! Да ну на… – сказал Петруха и взъерошил свою аккуратную прическу, – охренеть можно! Дружище, ты что с собой сделал?

Пока я думал, что бы ему ответить, Петруха успел сгонять на кухню и принести оттуда красивый чайничек и две небольшие кружки.

– Я крепкий не буду.

– Молодец, я тоже. У меня после последней пьянки давление скакануло так, что чифирить мне теперь противопоказано. Тут слабенький – пей, не боись.

Какой же вкусный был чай! Выпив кружечку, я попросил еще, потом еще, еще и еще.

– Кончился. Потом вторяк зальем. Ну, – он сел с ногами на шконку, – рассказывай.

И я рассказал. Все, начиная с того момента, как мы последний раз виделись. Петруха слушал молча, лишь изредка расправляя затекшую спину.

– Надо было работать идти, – звучало как вердикт.

– Да так-то собирался! – всплеснул я руками.

– А что тогда говорил, что блатной?