Страница 80 из 103
Я раздраженно выдохнул и отодвинул от себя тарелку.
– Ну вот, сейчас нагуляюсь, а потом буду работать. Это ведь лучше, чем пахать всю молодость, а потом загулять в старости.
Я покосился на отца.
– Сережа…
– И что вы мне говорите – учеба, работа, как будто другого ничего нет…
– Сынок, но мы с папой…
– Закончили вуз и устроились на работу, – передразнил я маму. – И что теперь? У вас престижная высокооплачиваемая работа? Нет же, вы живете от зарплаты до зарплаты. Мне‑то зачем эту схему беспонтовую навязывать!
– Сынок, что ты такое говоришь… Так же нельзя.
Я нахмурил брови и посмотрел в окно. На подоконнике сидела синица и глядела на меня, укоряюще склонив голову набок.
– Время другое. Жизнь может сложиться весьма причудливым образом, – мамин голос звучал неуверенно. Она медленно размешала ложкой кофе и подняла глаза. – Посмотри на своего брата. У тебя перед глазами живой пример! Есть у кого поучиться.
– Чему учиться? Штаны за партой просиживать?
– Сережа!
Я не считал своего брата ботаником, но относил его к разряду приближенных – круглым отличником он не был, но четверки можно было пересчитать по пальцам, учился в лучшем университете нашего города на каком‑то сложно выговариваемом математическом факультете и жил в общаге, так что виделись мы редко. Да и вообще, мы с ним не разговаривали уже года полтора, после того как поссорились из‑за какой‑то фигни. Так, только перекидывались необходимыми фразами, да и то, с недавних пор.
– Нечему мне у него учиться!
– Потом ты пожалеешь о своих словах.
– Ой, все! – я встал из‑за стола. – Спасибо, наелся.
Я ушел к себе в комнату и завалился на кровать. Плотный завтрак с похмелья потянул меня в сон, и чтобы хоть как‑то разгрузить загруженную голову, я включил музыку.
«…я возвратился… Здравствуй, мама! Ну что ты, перестань при сыне причитать. Ну, поседел слегка, а так я тот же самый… Ну что ты, перестань, ведь я вернулся, мать!…»
Я уснул.
******
Репетиции шли полным ходом, впереди ждала «четвертуха», и все бы ничего – те же сборы, та же подготовка сценария, то же веселое и дружественное общение, все, казалось, было по‑прежнему, но только не для меня. Уже не было той легкости, той полной отдачи, внутри будто бы возник какой‑то ступор, не дающий расслабиться и получать от игры удовольствие.
Причиной тому была конкуренция. Да, как ни странно: то, что должно наоборот разжигать в душе творца пламя соперничества, придавать сил и заставлять бороться, открывая в себе новые таланты, производило обратный эффект.
– Нет, нет, Серый, ну что ты делаешь? Отыгрывай сильнее, где твое лицо? Смотри, как надо! – Денис показывал мне, что я делаю не так, и как правильно надо играть эту роль, а я смотрел на него потухшими глазами и не понимал, почему мне не дается такая простая реприза.
– Я не узнаю тебя, Сереженька, что случилось? – Катя удивленно подняла брови. – Ты не заболел?
– Сейчас я, сейчас, – я попробовал еще несколько раз, но у меня не получилось ничего.
– Может Гена? Давай, Ген, попробуй, – Паша сидел, подперев щеку кулаком, и болтал ногой.
Гена справился, у него получилось безупречно. А у меня совсем опустились руки. Кое‑как доработав репетицию, я вернулся домой в ужасном настроении и, включив телевизор, упал на диван. Не хотелось ничего делать, ни о чем‑то думать, ни с кем‑то разговаривать. На экране мелькали какие‑то картинки, но их суть до меня не доходила, я просто смотрел в никуда пустыми глазами.
На следующий день было то же самое – я не мог собраться с мыслями или силами, или с чем там, черт возьми, надо собраться, чтобы воплотить свой актерский талант. Казалось, я забыл, как это делается. Раньше все получалось само собой, я даже не заморачивался на этот счет, все было естественно и непринужденно. А сейчас, понимая, что появился кто‑то лучше, я не мог сделать даже то, что с легкостью делал раньше. У меня не получалось бороться. Слабость характера? Особенности психики? А может быть я просто не хотел? Может быть это не то, что мне нужно от жизни, это дорога не моя, и жизнь сама отводит меня от нее?
А ведь раньше мне так это нравилось. Слава. Непередаваемые ощущения. Но я наслаждался ею, только когда она обрушивалась на меня сама, я ничего для этого не делал, я ее не хранил. А когда она ушла, стало так больно и одиноко.
Осталась лишь ее подруга. С ней тоже было хорошо, пока она не начала капризничать и заявлять свои права. Я прогнулся под ней, и теперь уже она диктовала свои условия, а мне оставалось лишь склонить голову и покорно подчиниться. Тщеславие.
А может это и правда не мое? Чем не лишний повод убедиться? Ведь думать о том, что это стимул двигаться дальше, очень не хотелось.
Игра состоялась. Мы победили и вышли в полуфинал. Эта победа не вызвала во мне никаких эмоций и впечатлений, что в принципе было неудивительно. Было в принципе все равно. Хотя нет – ревность тихонько щипала меня, когда, стоя на сцене, я видел, как моя бывшая слава отдается другому.
******
– Давайте, короче, к семи часам в «Хмель» подтягивайтесь.
Я повесил трубку и еще секунду смотрел на нее в неглубокой задумчивости. Н‑да, ну и праздник.
Зима была ранняя и очень холодная, поэтому помимо теплого пуховика и зимних ботинок мне пришлось надеть широкий шарф, который я заправил глубоко под ворот, чтобы не было видно, и серые шерстяные варежки, которые, если засунуть руки в карманы, тоже было не видать. Короче, мой внешний вид это не портило, тем более шапку я решил не менять – в тонком трикотаже хоть и было прохладно, но зато не так стремно.