*цена прошлого#

Мы еще долго сидели и обсуждали последние лагерные новости, а я все никак не мог понять, когда это он научился так играть. Видать талант или просто фартовый до не могу. Мне было приятно его внимание и, пусть словесная, но помощь. Поддержка и взаимовыручка. Эти и другие человеческие качества пробуждаются в людях, когда они, повязанные одной бедой, находятся под одной крышей. Старики рассказывали, что раньше, «когда был голод, холод и разруха», эти чувства обострялись особенно, и зэки делили одну пайку на двоих, выручали последней папиросой.

Нашу беседу и мои размышления прервал пришедший по обходу легавый, и Русик, быстро попрощавшись, окольными путями, чтобы не попасться ему на глаза, покинул барак.

Мое состояние более-менее нормализовалось, вот только нога все не проходила, а на двоение в глазах я уже внимания не обращал – привык. О причинах возникновения задумываться было бессмысленно. Можно много себе нафантазировать, поэтому мне оставалось только ждать врачебного осмотра.

Я пытался разработать ногу упражнениями и растяжками, но проку от этого было мало – я только уставал. А если перенапрягался и делал, как говорится до упора, то становилось только хуже. Долго тусоваться я тоже не мог – нога проваливалась, и ходить так было неудобно. Да еще и эта пульсация – особых проблем она, конечно, не доставляла, но, когда по ноге или в ноге пробегали странные мурашки, становилось как-то не по себе. Становилось страшно.

Я присел передохнуть на скамейку, греясь под теплым летним солнцем, когда увидел, что в мою сторону идет кольщик.

– Погодка сегодня сказка, – он опустился на корточки и закурил, достав сигарету из-за уха.

– Да, хорошая, тепло…

Он смотрел на меня и хитро улыбался, а я прятал глаза. Было стыдно за вчерашнюю слабость.

– Когда я первый раз попробовал и ощутил этот кайф, – заговорил он тихим голосом уже безо всякой улыбки, – я понял, что раньше я не кайфовал. Даже не жил! И с этого момента все изменилось. Вот уже двадцать лет я не мыслю свою жизнь без этого кайфа.

Он щелчком отшвырнул недокуренный бычок вверх, проводив его долгим, грустным взглядом.

– Но есть кое-что получше. Хочешь скажу?

Я поднял на него глаза.

– Самый лучший кайф – это не кайфовать.

– Но почему тогда ты…

– Будь проклят тот человек, который дал мне уколоться.

Мы помолчали. Оказывается, я пробежал по самому краю.

– На твоем месте я бы и не курил, раз ты слабенький на это дело. Что у тебя с ногой-то? Вон опять судорога пошла.

– Подвернул вчера.

– Что-то непохоже. Не болит же? А с глазом что? Не думаешь, что это все из одной песни?

– Да, конечно, думал, – я тяжело вздохнул. – Что я только не думал: и микроинсульт, и опухоль мозга, и рак…

– Так-так, ну все, хорош! Не гони тоску, сейчас наговоришь, – кольщик поднялся и расправил плечи. – Тем сроком со мной сидел один парень, Селя звали. Хороший человек, так вот у него ни с того ни с сего заклинило спину и начались проблемы с ногами. Врачи лишь разводили руками и не могли установить причину. Но он не падал духом. Он делал всевозможные разминки, зарядки, перепробовал кучу разных процедур – обертывал ноги в холодные простыни, делал себе массаж… Местные мусульмане даже проводили ему хиджаму – это такое кровопускание с банками. Жуть. И в результате, – кольщик поднял палец вверх, – встал на ноги. Конечно, не сразу, расхаживался постепенно, не все получалось, но он не опускал руки. Ушел на свободу, слегка опираясь на тонкую трость, а сейчас, говорят, и без нее ходит. Так-то.

 

######

 

Невролог приехал к нам в зону через три месяца. За это время количество желающих попасть к нему на прием возросло порядком – то ли действительно зэк так много болеет, то ли ему просто нечем заняться.

Кое-как достояв эту длинную шумящую очередь, я зашел в кабинет и уселся на стул, пространство вокруг которого было отгорожено решеткой. За длинным столом сидели две женщины: одну я знал, это был наш местный терапевт, а вот вторую – средних лет, коротко стриженную, в очках, видел впервые. Это и был невролог.

– Рассказывайте, – коротко сказала она, посмотрев на меня сквозь железную решетку.

И я начал рассказывать. Не упуская ни одной мелочи, я рассказал ей все, начав с двоения в глазах и закончив тем, что есть сейчас – постоянной слабостью, мелкими судорогами и странными ощущениями в ногах. Чем больше я говорил, тем больше расширялись ее глаза, а когда я закончил, она молча переглянулась с терапевтом и начала что-то писать.

– Такой молодой, – сказала терапевт, сочувственно глядя на меня.

Агония ужаса начала зарождаться в моей груди и, не выдержав эти долгие минуты тишины, я нарушил молчание:

– Вы хоть что-нибудь скажите. Что со мной происходит?

Женщина положила ручку на стол и посмотрела мне прямо в глаза.

– Сейчас ничего нельзя сказать определенно. Без дополнительного обследования я не решусь…

– Ну, хотя бы примерно!

Секундная пауза, и она прикрыла глаза ладонями.