Страница 144 из 153
Схема, хоть и была не без изъянов (в частности, скуднела казна), оказалась на диво жизнеспособной.
Герхард Штрассенберг как раз был таким новичком, польстившимся на лёгкие (на первый взгляд) деньги. Под попечительством двоюродного дядюшки, пекаря с Колобковой улицы, использовавшего часть своих многочисленных связей, Герхарду удалось записаться в ряды охранной дружины, куда в последнее время значительно возрос конкурс, и, следовательно, вербовщики начали перебирать среди имеющихся претендентов с большим рвением. Но добрые слова, оказанные услуги и звон монет сыграли решающую роль в списке достоинств новобранца Герхарда. Спустя всего пару дней он уже мог похвастаться персональным местом в дворцовом гарнизоне, приличным окладом, о котором городские разнорабочие могли только мечтать, и поношенной формой с аккуратно залатанными дырками и тщательно отмытой от крови предыдущего владельца.
А после Курса Молодого Гвардейца его назначили в напарники крепкому, но обрюзгшему ветерану (пережившему уже троих правителей методом своевременного увольнения) Каиму Чанкеру. Каим обладал скверным (даже по меркам грубоватых стражников) характером и большими, длинными усами, свисающими аж до самой груди тронутыми сединой прядями. Перед тем, как начать отчитывать кого-то за нарушение устава или же поделиться очередной житейской мудростью, Каим некоторое время жевал губами, отчего его длиннющие усы приходили в движение, придавая ему сходство с тараканом. Большим пузатым тараканом.
Первое время Герхард очень боялся Каима — из-за слухов о его тяжёлом характере и личной неприязни ко всяким мигрантам, заполонившим родные земли Сермяжи (а ведь Герхард был как раз из многочисленного рода подобных переселенцев, обосновавшихся здесь в стародавние временя и ревниво сохранивших старинный уклад некогда родных земель). Но то ли слухи были недостаточно правдивы, то ли на старость лет Каим сделался добрее, то ли сам Герхард был способным учеником, но патрулирование дворцовых окрестностей под началом старшего напарника оказалось не таким уж неприятным делом.
Их сегодняшнее совместное дежурство (какое уже по счету — седьмое? Восьмое?) как раз набирало обороты. Каим, как всегда — не в духе, возможно, чуть сильнее, чем обычно, покину стены гарнизона, зычно велев молодому следовать за ним. Тёплый вечерний воздух слегка смягчил потом ворчания, впрочем, ничуть его не уменьшив. Напарники прошлись по саду, неспешно выискивая смену, сменились, коротко обменявшись новостями, за привычно заступили в караул. Ничто не предвещало осложнений, грядущая рутина скрашивалась мыслями о неотвратимых выходных, визите в город, к многочисленной родне и, если казначей поторопится с расчётом, хвастовство жалованием. Перспективы были столь радужные, что Герхард вышагивал легко и непринужденно, закинув алебарду на плечо, и пропуская ворчание Каима мимо ушей.
— …баловства такого не допускалось, — не умолкая, трындел тот в усы, шагая рядом и грузно дыша. — Ты сперва показать себя должен был, шишки набить, мечом махать научиться. И только потом старшие решали: брать тебя в дружину али в обучении ещё оставить. А сейчас что? Меч схватил, шелом напялил — и готов воин, иди, воюй. Тьфу да и только!
— Да-да, — прилежно поддакнул Герхард, даже не выныривая из своих дум.
— А ну соберись! — вдруг окрикнул Каим и стукнул напарника древком алебарды поперёк спины. — Совсем распустилась молодёжь!
Герхард перехватил свою алебарду как и положено по уставу и заученно выпрямил спину, расправляя плечи. Великоватая форма, конечно, придала его молодецкому виду заведомо комичный эффект, но старый Каим, оценив рвение новичка, досадливо крякнул, да успокоился малость.
Стражи продолжили свой обход в ночи, но теперь старший товарищ не ворчал, а лишь тревожно вглядывался в темноту. Чем дальше уводил их знакомый маршрут от дворца, тем меньше осветительных фонарей, заботливо разожженных ранее, встречалось им на пути. И тем темнее (и страшнее) становились разлапистые, вычурнее кусты, источающие непривычные солдатскому носу запахи. Скоро Герхарду стало казаться, что у него кружится голова от этих ароматов и стало как-то тоскливо: захотелось поскорее вернуться в «Маринованную Гарду» — городской трактир, завсегдатаями которой была дворцовая стража.
— Что это? — внезапно замер на месте Герхард. Показалось или в ночи действительно раздался какой-то звук?
Каим, пожевывая губами, застыл рядом, только обвислые усы непрерывно шевелились, да глаза пронырливо зыркали по сторонам.
До новичка только сейчас дошло, что обострившаяся ворчливость старшего была вызвана вовсе не стариковским недовольством, а чувством глубокой тревожности. Словно хищный зверь, он чуял беду заранее, но никак не мог понять — откуда именно её ждать. И коль раньше чутьё спасало его, то в этот раз оно подвело старика.
От таких мыслей по спине Герхарда пробежал неприятный холодок, а руки разом сделались ватными и непослушными. Попытавшись крепчее сжать алебарду, с неприятным для себя итогом обнаружил, что не в полной мере совладает с оружием. Прояви в этот момент супостаты какую агрессию, он и ответить ничем толком не сможет.
Хвала богам, вынырнувшие из ночной тьмы супостаты проявлять агрессию не спешили.
— О, глядите — экскурсоводы! — радостно заметил супостат средних размеров и волнительных габаритов.