Догонялки

Не пожелав мудрствовать с дверьми, он просто-напросто обрушил стену. Полусонные, полумрачные и полузадумчивые люди и икрысы молча встали и побрели восвояси через опустевшую смотровую площадку, укладывая в головах все услышанное.

Я тоже направилась к лифтам, держа под лапы Хику с Цыкой. На неуверенное штурмановское «Пока, Валь» я не откликнулась…

- …Почему вы не спите?! – вдруг раздался у меня в ушах злобный шепот. Я с придушенным воплем подскочила на кровати: я совсем и забыла, что уже давно нахожусь у себя в отсеке. За псевдоокном брезжил розовый, как искусственная клубника, рассвет. Система дизайна корабля наконец-то пришла в соответствие с остальными системами – на неудобном камешке вместо собакогориллы сидел гхерчхейр. Придушенный шепот, оказывается, издавала подушка кровати, обхватившая меня за голову, как наушники. С усилием отбросив ее, я с опаской поглядела на заворочавшихся икрысов, немного подождала, пока они перестанут дергать хвостами, и встала. Раз уж все равно не могу уснуть, пойду отнесу в корабельный аквариум глубинного удильщика. Ходьба стимулирует умственную деятельность – может, по дороге пойму, что мне теперь делать…

ГЛАВА 67

Поимка удильщика оказалась делом тяжелым: обнаглевшая на вольных хлебах рыбина вздумала кусаться. Беззвучно чертыхаясь, я нажала на верхнюю квазипуговицу своего комбинезона, и его рукава выпустили из себя жидкие одноразовые перчатки, которые мгновенно обволокли мне руки и засохли.

Надеясь, что они не растворяются в воде, я быстро сунулась в углубление, где царил удильщик, и зачерпнула его капсулой. Когда я уже сидела, держа капсулу на коленях, и пыталась застегнуть на ней заедающую молекулярную молнию, за моей спиной взвизгнула кровать и послышался громкий Цыкин голос:

- Вайка, ты фево?

- Т-с-с-с… - зашипела я, укачивая заплескавшегося удильщика. – Пойду рыбу отнесу. Ты спи, Цык.

- Не хофью, - отказалась икрыска, все же немного понизив голос, и, подойдя, встала рядом со мной на четвереньки.

- Ты на фтурмана сердифся? – вдруг в лоб спросила меня она.

- Ничуть не сержусь, - сердито сказала я. – Но ты сама посуди: как я могу доверять такому человеку, который столько времени мог меня обманывать?!

- Так он же не человек, - спокойно заметила Цыка.

- Ну, все равно: как я могу доверять такому… гуманоиду, - повторила я неуверенно. Цыка почесала ухо и зевнула, показав громадные верхние и нижние резцы.

- А мовет, они такие и долвны быть. Мирись с ним, он хорофый, - уверила она меня и, протянув лапу, одним движением дозастегнула непослушную молнию. Я с облегчением поднялась с корточек, пытаясь отскрести от рук перчатки, которые-таки размокли. Мне подумалось, что Цыка, конечно, не права, но из любопытства я спросила:

- А ты правда очень хочешь, чтобы мы помирились?

- Конефно. А когда вы помиритесь, ты смовешь попросить его, чтобы мы посадили рафтения на их ковабле – он у них больфой, сразу не испортится. И фтобы наф потом высадили на хорофую планету…

- Так вот зачем я должна с ним мириться? Ради вас??

- Ну да, - подтвердила Цыка и посмотрела на меня с неимоверно хитрым видом.

- Ну ладно, посмотрим, - сказала я, в замешательстве от ее национальной наглости, и вышла из отсека, потому что остальные икрысы уже начали поднимать морды из кроватей и спрашивать «Фто такое?»

…Коридор уже испускал нежно-розоватый свет, с его потолка пропадали последние звездочки. Было тихо, сонно и пустынно – люди отсыпались от стрессов, завтракать было рано – следовательно, икрысы тоже не выходили; успокаивающая музыка была нудная и сонная: каждая ее нота тянулась минимум по полминуты.

В лифт я зашла не глядя, за что и была наказана: подняв голову, я встретилась глазами с висящим передо мной роботом, причем аккурат с тем, на котором давеча сидела. Ожившее чудо техники, поигрывая ярко-желтыми щупальцами, молча смотрело на меня, а я – на него, прикидывая, стоит ли с ним поздороваться или лучше промолчать от греха. В конце концов робот обратился ко мне первым.

- Куда вы направляетесь с редким экземпляром рыбы? – проскрипел он.

- В столовую, давно ухи не ела, - ответила я нагло, поскольку лифт, к счастью, уже открыл двери. – Ну не видишь, что ли? В корабельный аквариум.

Робот дернулся было за мной, но лифт, не церемонясь с себе подобным, сообщил: «Получено три срочных вызова со стороны людей. Приоритет» и рывком захлопнул двери. Я же пошла туда, куда сказала: то есть к аквариуму.

Студент-биолог был явно давно на ногах, и перебирал ими очень быстро, в волнении бегая туда-сюда среди обледеневших рыб.

- Что было, - выдохнул он, осторожно забирая у меня удильщика. – Только стал все в порядок приводить, приходят эти. Гхерчхейры. И давай меня гонять: как какая рыба называется, что жрет… Ну я их все учил, кроме вот этой – профессор мне сведения не скинул, а бибилиотека… Ну, кто же в нее пойдет, вы меня понимаете. Тоже учились небось. Еле я их от этой рыбы отвлек. Вроде ничего не заметили. Только лыбятся. И язык уже все выучили…

- А сейчас они где? – поинтересовалась я.

- В подсобке. Рядом со столовой. Грифона и Ресфедера мучают, студентов-пищевиков. А они вообще ни в зуб ногой! Сходили бы вы туда, может, чего подскажете. Опозорятся.

- Да я сама в бактериях не разбираюсь…

- Ну уж небось не хуже их. Вы же врач.

Не убежденная этим слабым аргументом, я попрощалась со студентом и вышла в коридор, решив, все-таки, заглянуть в подсобку. Если не помогу, то хотя бы раз увижу, из чего делают нашу еду.

Дверь подсобки, или кухни – маленького мрачного помещения рядом со столовой этого этажа, и правда была наполовину открыта, светилась красным и пищала, предупреждая о наличии за ней гхерчхейров. Я осторожно просочилась внутрь и встала между двумя прозрачными баками – с ярко-синей и химически-зеленой жидкостями.