Догонялки

Профессиональный ведущий, сползая со сцены, бросил в его сторону кругленький антигравитационый микрофон, который был пойман, конечно же, каким-то икрысом.

Вывинтив средство усиления звука из жадно сжатой серой лапы, главный врач сказал в него:

- Благодарю вас. Так вот. Деньки нас, конечно, ждут трудноватые. Земля, сами понимаете, нам больше, так сказать, помощником не будет, да и была ли… Роботы, как видите, тоже…

Мы видели. Чудеса техники, равнодушно обходя людей и икрысов и бормоча затухающими голосами «Самосохранение», собирали по всей площадке своих уже отключившихся собратьев, стаскивали к сцене и складывали возле нее аккуратным штабелем, а сами ложились сверху.

- Но у нас-то ведь, - продолжал главный врач. – Свои, так сказать, головы на плечах! Так что давайте-ка, без паники, распределяемся. Кому плохо физически – врачи все тут, вы их лучше меня в лицо знаете; кому плохо психологически – вон там Звездолет Андреевич наш дорогой стоит на кресле и машет обеими руками, кому хорошо – лучше вернитесь в каюты, музыку послушайте, с икрысами поговорите, порадуйтесь – мы ведь теперь еще долго будем вместе… Ну а кто чем может помочь по части, скажем так, добычи воды, оставайтесь здесь, устроим совещаньице… В общем, у меня все.

Главный врач медленно сел. Люди и икрысы, молча и согласно кивавшие на каждое его слово, очнулись, переглянулись, дружно вскочили с кресел и одновременно побежали в разные стороны. Люди в огромном потоке, устремившемся к корабельному психологу, спотыкались друг об друга и после нескольких падений начинали вливаться в очереди, стоящие к врачам. Сквозь них в то же время пытались прорваться еще два потока: тех, кто шел к лифтам, и тех, кто лез к сцене.

Меня с криком «Доктор Козлова!» - схватило несколько рук, я вырвалась, рявкнула «В очередь!», споткнулась о штабель роботов, который был плохо виден в полутьме, и шмякнулась на пол. Мимо моего носа промелькнул чей-то светящийся ботинок, после чего из темноты возникли две руки и шесть лап, и я была быстро поставлена на ноги. Лапы оказались Цыки, Вьюка и Фьюка, а руки – штурмановскими. Всхлипнув: «Кошмар!», я вцепилась в воротник его куртки. Он погладил меня по прическе.

- Ничего, Валь, это просто у вас в школе забыли сделать такой предмет, как самоорганизация. Сейчас разберемся.

- Конефно, - подтвердила Цыка и спросила осторожно:

- Вайка, а ты на наф обиделась? Фто мы фсем вам наврали?

- Да что мне на вас обижаться, - махнула я рукой, на миг ослепив саму себя сверкающим рукавом балахона. – Судить по тем противным икрысам о вас все равно что по нашему капитану - о других людях… Просто я как подумала, что мы сейчас будем лететь в темноте, без воды, и я не могу даже увидеть ни папу, ни маму…

Тут мне пришлось прервать свою жалобу: кто-то позади меня застонал и явно стал падать в обморок. Быстро вывернувшись из объятий Логвина, я в последний момент подхватила пациента под мышки и не очень удивилась, что им оказался катастрофист Аид Петрович Воронов. Расстегнув несчастному подпирающий уши воротник-стойку, я сунула ему под нос запахогенератор и с помощью Вьюка усадила на ближайшего робота спиной к стене.

- Вайка, а пофему ты не можешь фидеть родителей? – обратился ко мне Вьюк.

- Связь с Землей прервана, - пояснила я сквозь зубы, в которых уже к тому времени успела зажать конец детского стерильного бинта с кружевными краями и веселыми картинками, чтобы забинтовать подошедшей Андромедочке царапину на пальчике.

- А я их фидел в тфоем компьютере два дня назад! – скромно икнул Вьюк возле моего уха.

Я выронила из зубов бинт, освободив рот для миллиона вопросов, и уже схватила икрысенка за серую когтистую лапу, когда послышалась, как всегда сопровождаемая легким смешком реплика штурмана:

- Опа! Еще один.

- Что? – отвлеклась от Вьюка я.

- Корабль!!! – завопил дурной человеческий голос, перекрыв галдеж самоорганизующейся толпы. Поскольку галдящие кроме ртов имели и глаза, то вскоре, в который раз за этот ужасный вечер, наступила тяжкая тишина.

На сей раз беда надвигалась справа и сверху. Воплощалась она, впрочем, довольно скромно и красиво, в длинном летающем объекте, имеющем форму веретена – древнего предмета, которым, по мнению историков, в 21-22 веке то ли мотали шерсть, то ли брали кровь. Обшивка веретена имела бледно-фиолетовый цвет и довольно интенсивно светилась на черном космическом фоне. Веретено медленно поворачивалось, и можно было разглядеть на нем что-то вроде крупной резьбы.

У меня мелькнула мысль, что земные конструкторы и дизайнеры зря старались удивить кого-то в космосе двойным бантиком – надвигающаяся штуковина так же мало походила на корабль, как и Ануну. Последнее же, кстати, вместо того, чтобы спасаться бегством, как будто нарочно повернулось так, чтобы веретено было лучше видно. К тому времени оно успело основательно приблизиться, и тут я осознала, что Анунушка настолько же меньше его, насколько был меньше ее икрысиный корабль-капля…

- Шампунь… Глицерол… Фу ты, мыльное такое имя… Глицерин Сергеевич! Где у вас там микрофончик? – резанул мне ухо веселый голос штурмана и тут же усилился в десять раз:

- Дорогой экипаж, больше паниковать не надо, мы уже знаем, что у вас это хорошо получается!

- А что делать? – обессилено спросила я.

- Радуйтесь! – услышал меня он. – А тебе, доктор Козлова, вообще должно быть стыдно: не ты ли у меня выпрашивала разрешения поглядеть на этот корабль и послушать, чего он там стучит? Кажись они, наконец, наигрались в догонялочки…

- Собакогориллы… - прошептала я.

- Гхерчхейры, - глядя на корабль, уверенно сказал Вьюк. Громадное веретено встало на дыбы, аккуратно, как стрелки на старинных часах, повернулось и продолжило приближаться в вертикальном положении, а в наших многочисленных ушах все громче и громче застучали его позывные.