Догонялки

- А чего говорить-то? – отозвался штурман. – Со мной тоже в отсеке не жили икры, и я тоже рад… Ну а если серьезно, дорогие икрысы, с вами стало куда веселее. В общем, хорошая вы нация, если привыкнуть.

На этот своеобразный комплимент икрысы прореагировали доброжелательно: некоторые, в том числе и Фьюк, крикнули с места: «Фпасибо, вы тоже нифево!», и обстановку снова взял под свой конроль спохватившийся профессиональный ведущий:

- Спасибо, спасибо, дорогое командованье, я думаю, наши уважаемые зрители совершенно согласны с вами. Не правда ли? Не слышу??! Вот так. А теперь, что мы буде делать, Кцоч?

- Пводолжать наш концерт!!! – рявкнул икрыс, заставив своих сородичей прижать уши.

Штурман с капитаном опять встали на люк и под аплодисменты ухнули вниз. Секунду спустя их выбросило из пола справа от сцены, где стояло несколько подручных икрысов, в одинаковых синих балахонах с синими заколками-полумесяцами на челках, и переминалась Туманность Дмитриевна, в длиннющем платье, с шаром из волос на голове. Она должна была выступать следующей. Когда до нее дошло, каким способом надо попадать на сцену, она взвизгнула и попыталась бежать, но подручные икрысы ловко схватили ее за предплечья и запихнули в дырку в полу. Кцоч и профессиональный ведущий завопили хором:

- А сейчас корабельный врач Туманность Дмитриевна Чпокина исполнит прощальную песню, которую сочинил экипаж корабля для вас, дорогие икрысы!!!

Туманность выскочила из сцены, как пробка из самооткрывающейся бутылки и, нервно отпрянув от галантно протянувшего ей руку профессионального ведущего, закачалась на самом краю. Свет пригас, медленно выплыв из тишины, зазвучала музыка Аида Петровича: убыстренная, омажоренная и совершенно неузнаваемая. Она заиграла в одном темпе, а Туманность запела в другом, причем никто из них уступать не собирался. Выкручиваться опять пришлось профессиональному ведущему: незаметно для тех зрителей, кто сидел слева, он мелко постучал ботинком по сцене, регулируя темп. В результате музыка и пение Туманности встретились как раз на нашем с Фьюком куплете, чем мы остались очень довольны.

Икрысы принялись с воодушевлением подпевать: у них почти у всех был очень хороший музыкальный слух, чего нельзя было сказать про меня, поэтому я молчала и подсчитывала, сколько еще номеров осталось до моего выступления.

От подсчетов меня отвлекло появление штурмана под ручку с Синдереллой Ивановной. Легко и почти бесшумно потеснив икрыса из первого ряда, лежащего на трех креслах, они уселись, и Логвин, обернувшись ко мне, радостно сообщил:

- Вот, Валька, пришли тебя слушать. Ведущий что-то там поменял в программе, поэтому твой нырок в люк через три номера: Андромеда стишок прочтет, хор споет, бабка-долгожительница спляшет со своим отсековым икрысом, а потом ты… Слушай, ты чего такая зеленая? Волнуешься, что ли?

- Нет, это, наверно, плащ в лице отражается, - соврала я находчиво – плащ-картинка и вправду изображал по всей своей площади дремучий лес. Штурман окинул меня взглядом, сдавленно фыркнул и отвернулся, чтобы как следует покатиться со смеху, а я поспешно прислонилась к теплому боку Цыки и положила голову на ее плечо. Цыка успокоительно обхватила меня гибкой шерстяной лапой за шею.

- Вайка боится? – тут же спросила у нее Хика.

- Фофредотачивается, - отрезала старая икрыска. На сцену тем временем уже выбросило Андромедочку с переделанным по моему совету приветственным стишком. Корабельный ребенок аккуратно открывал рот, но голоса его не было слышно, потому что все икрысы, присутствовавшие на репетициях, читали стих хором с ней. Выкрикнув «До свидания, икрыс, мы тебя спасли!» - они поаплодировали сами себе, и ведущие объявили выступление хора. Хор, впрочем, тоже в основном состоял из икрысов, хоть и исполнял нашу известную песню «Куда-куда, ай-ай-ай!», которую обычно заводили на космодромах, провожая корабли в дальние перелеты. Под ее жалобную мелодию я поочередно вспомнила про Землю, потом про то, что через час концерт кончится, и мы пойдем на посадку, а напоследок про то, что мое выступление всего через один номер, и на глаза сами собой навернулись слезы.

- Ай-ай-ай, куда, зачем??! – надрывались выстроившиеся на сцене десять икрысов, психиатр и эргономик.

Профессиональный ведущий и Кцоч застыли на месте, грустно глядя друг на друга; Цыка, Хика, Вьюк и Фьюк наклонили ко мне печальные морды и заморгали черными и голубыми глазками, однако не заплакали – икрысы в принципе по строению своего организма не умели этого делать, зато для самоутешения протянули лапы к моей прическе.

Позволяя им ерошить мне волосы, я безнадежно подняла глаза. Пятая планета висела над нами, черно-синяя и огромная, окончательно закрыв свое белое солнце…

Хор тем временем допел, но легче мне от этого не стало: я знала, что выскочившие на его место бабуся-долгожительница и ее не более молодой сосед-икрыс протанцуют от силы минут пять. Профессиональный ведущий бросил на меня сверху косой взгляд, который пробрал меня до самых пяток, и, будто бы невзначай, махнул подручным икрысам. Последние, засучив рукава балахонов, медленно двинулись в мою сторону…

- Ну, Валенька, ни пуха ни пера, - обернулась ко мне Синдерелла Ивановна.

- Не дрейфь, не дрейфь, - добавил штурман.

- Дрейфит, - сообщила ему Хика.

- Ну и пуфкай, мовет, она хофет дрейфить, - возразил Вьюк.

- Не хочу я дрейфить! – зашипела я на них на всех. – И выступать не хочу! Это вы меня заставляете! А у меня, между прочим, тройка в четверти по риторике, и исправить я ее не успела, потому что улетела! Ой, ну хоть бы что-нибудь случилось, и он отменил мой номер!..

Синдерелла Ивановна закатила глаза и уже собралась было что-то сказать, но так и застыла с приоткрытым ртом и возведенным взором.