Догонялки

- Ввиду исчезновения отверстия для выхода, я провел здесь немного много времени, – сказал он доверительно, обращаясь к Денеб.

- Если бы вы попытались, вы бы с легкостью прошли сквозь стену, - заметил Мухоморов.

- Я думаю, сейчас рассуждать об этом не актуально, - холодно ответствовал капитан. – Позвольте мне откланяться и занять надлежащее мне место в рубке.

- Оно вам сейчас уже не надлежит, - заметила я. – Корабль сказал нам, если вы слышали, что он будет вращаться вокруг какой-то планетки и восстанавливать свои системы.

Зуммеров молча обменялся со мной враждебными взглядами и удалился.

- Может быть, вам нужна медицинская помощь? – крикнула Денеб и припустила за ним.

- Конечно, нужна, - вздохнула Синдерелла Ивановна.

- Я пойду в больницу, проведаю штурмана, - сообщила ей я и удивилась, почему так исказилось ее лицо. Приглядевшись, я поняла, что она смотрит не на меня, а куда-то вниз. Я тоже уставилась под ноги и обнаружила там огромного мохнатого паука редкостной омерзительности. Курс инсектологии не прошел для меня даром – я распознала классического птицееда.

- Он не ядовит, - успокоила я врача.

- С вами говорит обслуживающий робот УБЮ-78, - рявкнули по громкой связи. – Просьба соблюдать осторожность: из-за неполадок в корабле были разморожены корабельный инсектариум и террариум. Просьба доставлять найденных особей обратно в целости, среди них есть крайне редкие экземпляры.

Я поглядела на серую, как больное Ануну, Синдереллу Ивановну и собралась ухватить паука за спину, но тот резво удрал.

- Что-то никак не привыкну к этой гравитации, - решил отвлечь нас Мухоморов, - Кажется, будто я в два раза тяжелее!

Синдерелла Ивановна слабо улыбнулась:

- Это всегда так бывает, Антоша.

- Уважаемые пассажиры, просим прощения, - вдруг сказало по громкой связи само Ануну своим приятным голосом. – Забыли, какая у вас гравитация, и сделали вдвое больше. Сейчас неполадка будет отлажена. Добрый день!

ГЛАВА 30

Я мчалась по коридору, сияя не хуже той звезды, вокруг которой уже два дня вращалось Ануну. Хотя, возможно, вращалось оно чуть больше или чуть меньше – корабельные часы еще не были отрегулированы как следует, а личные часы пассажиров и роботов показывали почему-то совершенно разное время. Оказалось, что таймеры, заложенные в роботах, никто не регулировал за ненадобностью, а пассажиры привыкли надеяться на свои умные отсеки. Так что сейчас было где-то 6 или10 утра. Я уже успела позаниматься с Синдереллой Ивановной. Мы с Денеб учили, какое противоядие нужно применять в случае укусов ядовитых змей или насекомых. Эти знания мне очень пригодились - разморозившийся террариум еще не весь переловили, да и насекомые бегали повсюду. Травить их запрещалось, роботы их не трогали, чтобы не повредить своими грубыми щупальцами с неотрегулированным зажимом, поэтому попадающиеся мне навстречу люди были облачены в высокие сапоги, закрытые резиновые комбинезоны и резиновые же перчатки. Особо опасливые нацепили подобие намордников с очками, и из-за этого их не только невозможно было узнать, но и понять, что они говорят. Утешало лишь то, что они все равно ничего не слышали – уши у них были плотно заткнуты с целью защиты от мелких насекомых…

Наскоро приняв двух укушенных громадным жуком больных и изловив по их просьбе самого жука, засевшего у них в отсеке в кровати, я попыталась сходить позавтракать, но система синтезирования пищи работала еще довольно плохо. Возможно, бесцветная скользкая солоноватая каша и не была вредна для организма, но ели ее лишь несколько несчастных студентов пищевого института, пытающихся отладить хандрящую столовую. Сдавшись и выпив стакан горьковатой воды, я направилась в больницу навещать штурмана, заодно надеясь там и поесть – больничная пищесинтезирующая система работала хорошо.

…Пройдя через ионный душ, я вошла в комнату для озонирования и обнаружила там некие изменения: с потолка свисала огромная паутина, на ней скромно сидел не очень большой, но сложной формы реликтовый паук и доедал попавшую к нему в сеть реликтовую муху величиной втрое больше него. Озонирование, его, похоже, только взбадривало. Решив, что муху все равно уже не спасти, а паука я заберу на обратном пути, я додезинфецировалась и вошла в больницу.

Штурман не спал и не бредил: он лежал, периодически пытаясь высвободить из кровати руки и морщась от необыкновенно противной музыки, наигрываемой ему помещением.

- Валь, ты не могла бы выключить эту пытку? – обратился он ко мне. – Представляешь, это музыка моего мозга.

- А, тогда понятно, – успокоила его я. – У меня она еще хуже. Сейчас я с ней разберусь… Покажите, пожалуйста, состояние больного.

Стена над кроватью посветлела и вывела сама на себе шрифтом для слепых: «Температура 35,3, пульс 60, очаги поражения ликвидированы». На стене быстро проявилась схематичная человеческая фигура сине-красного цвета, где синенькие места обозначали здоровое состояние органов, а красные – больное. Красных мест осталось совсем мало. Я выключила музыку штурмановского мозга, постучала по пульту рядом с кроватью, программируя лечебные процедуры на следующий час, и радостно сообщила:

- Ты теперь почти совсем синий! Скоро уже можно будет вставать.

Штурман фыркнул и попытался тряхнуть косичками, но этого у него не вышло: заботливая гигиеническая система расплела, вымыла и гладко расчесала ему волосы, любовно отрезав секущиеся концы.

- Ну, если синева признак здоровья, тогда я могу встать хоть сейчас.

- У тебя упадок сил, - пристрожилась я. – Тебе надо больше есть. И спать.

- Куда больше? – ужаснулся штурман. – Я же тут ничем другим не занимаюсь, а пока музыка мозгов играла, даже пришлось не думать – когда начинаешь усиленно мыслить, этот так себе музон превращается в такую какафонию…