Догонялки

- Количество сказанных вами слов превышает дневную норму, - запищала больница. – Рекомендуется усиленный отдых…

- Валька, сделай что-нибудь! – застонал штурман.

- Заткнись, теперь я здесь хозяйка! – гаркнула я больнице и добавила повежливей:

- Просьба не подавать речевых реплик, идет медицинский осмотр.

Больница грустно пискнула и побелела от огорчения.

- Ну, как там дела? – поинтересовался штурман.

- Вроде бы все улучшается. Как хорошо, что ты тогда подсказал нам сделать фильтрацию!

- Я бы еще много чего подсказал, если б вы меня не усыпили, - заметил штурман.

- А откуда ты про это знал? – осторожно задала я долго мучивший меня вопрос.

- Чего ж я должен не знать, как устроен мой корабль! – удивился штурман и вдруг, вздрогнув, посмотрел на меня с каким-то пытливым выражением в глазах. Тихая музыка, на которую был положен его пульс, резко убыстрила темп. Больница мигнула, но ничего не вякнула и злобно написала на всех стенах огромными черными буквами: «Больному нельзя волноваться».

- Ладно, ладно, - сказала я, сама испугавшись. – Давай поговорим о чем-нибудь другом.

- Давай. Стишок новый ты не сочинила?

- Ой… - я почувствовала, что краснею, как радостная комната. – Как ты догадался?

- Я ясновидец, Валька… Читай.

- Ну… Ладно, - промямлила я, и, опустив глаза в пол, добавила:

- Я пыталась сочинить любовную лирику, то есть это я не про себя написала, а так, будто другая девушка, ну, я представила себе ситуацию, что она как будто кого-то любит…

- Слушай, твой стих такой же длинный, как предисловие к нему? – улыбнулся штурман. – Читай давай. Я же не поэт Козлов. Тем более, мою природную вредность ослабила болезнь.

Я откашлялась, одернула резиновый комбинезон, стерла пылинку с сапога и, злясь на себя за то, что глаза не поднимаются выше тридцати сантиметров от пола, тихо начала читать:

- «Расцветают большие цветы,

Солнце нежно глядит с высоты,

А причиной моей немоты

Ежедневно являешься ты.

Ты являешься мне каждым днем,

То кошмарным, то радостным сном,

Мое сердце горит как огнем,

Это кажется просто кином.

Только все происходит со мной.

Скоро стану совсем я больной.

Разгони же любовный застой,

И расправься с моей немотой!»

- Ну как тут дела, мои дорогие? – раздался голос Синдереллы Ивановны. – Пришла проведать… Логвин Эдуардович, что вы так хохочете, от вас же все датчики отсоединятся, и нельзя вам утомляться… Валенька, а ты чего сидишь молчишь?

- Подождите, Синдерелла Ивановна, - с трудом выговорил штурман. – Она только что прочла стих и еще не вышла из поэтического образа, в стихе она немая, а я сейчас отсмеюсь и смогу ей дать вразумительный отзыв…

Меня как будто кто-то пнул сзади, как в школьные времена делала парта. Я стремительно поднялась и вылетела из больницы так быстро, что она еле успела открыть передо мной двери.