Страница 4 из 202
Блаутур
Григиам
1
Берни нашёл её в спальне, где стоял собачий холод, сиротливо дотлевали в камине угли и вовсю светила в окно луна. Альда Оссори спала, свернувшись клубком, обнимая себя руками. Одеяло сбилось в сторону, в темноте белели её маленькие ступни. И что он здесь потерял? Бросит ли он королю в ноги захваченные знамена или склонит голову для меча палача — эта женщина не даст награды победителю, эта женщина не внемлет просьбе приговоренного к казни. Но славный род Оссори зачахнет, коль не внести в него крепких, задиристых, рыжих графят…
В этот час Берни изрядно полагался на силы вина. Неистовый драгун вдоволь выхлебал его этой ночью, празднуя в кругу трех своих друзей-капитанов назначение на войну. В четыре глотки они извергали драконий рык, дёргались в дикой пляске, секли саблями пьяный кабацкий воздух, словом, свершали привычный ритуал, предшествующий охоте на «воронишек». Впервые за долгое время Оссори избавился от чувства, что он придворный медведь на цепи, ощутил себя тем самым всемогущим «кузеном Берни», каким выглядел со стороны.
Желал бы он, чтобы и к жене его привело опьянение своим могуществом… Берни отвязал ножны, негоже больше лежать между супругами Оссори шпаге. Ковёр, устилавший дорогу к ложу графини, приглушал нетвердые, разболтанные шаги Неистового драгуна. Альда поёжилась, обняла себя крепче, поджав коленки к животу и втянув белобрысую голову в плечи. Словом, стала настоящим воздушным клубком. Но ни этой мнимой метаморфозы, ни высосанного вина не хватало, чтобы Берни счел желанной эту маленькую, худую женщину, от чьего взгляда птички примерзали к жердочкам.
И все же он добрался и присел на приступок, на котором высилась кровать с резными колоннами и балдахином, территория для графа Оссори чужая, почти вражеская. После свадьбы он поклялся, что никогда не вторгнется сюда как захватчик. Впрочем, как союзник он за три года тоже сюда не попал…
— Альда! — шепотом позвал Берни, ткнул указательным пальцем в плечо, утонувшее в облаке сорочки.
Женщина чему-то улыбнулась, не открывая глаз. Свет буйствующей луны — Альда не закрывала створок — и сон превращали мессиру ледышку в девочку из детства. В те годы юный Берни терялся, выдернуть ли у неё из волос ленту и погнать прочь от серьезных мальчишечьих игр, или короновать королевой турниров и повязать себе на рукав вышитый ею платок.
— Да проснись же! — он тронул Альду за плечо двумя пальцами.
На сей раз она сладко пробормотала чужое имя и открыла глаза. Первые секунды смотрела из-под ресниц. Взгляд был сонный, мягкий, улыбка мечтательной, и предназначалось всё это явно не Берни Оссори, а некому «Чь».
— Кто? — возмутился Берни. — Какой такой «Чь»?
Альда подпрыгнула и отстранилась, шаря по сторонам рукой. Берни пересел с приступка на краешек кровати, и благоверная выставила против него подушку.
— Зачем вы здесь? Уходите. — Спросонья холодность изменяла ей. Альда сморщила нос, обоняя винный дух, прихваченный Берни из кабака.
— Я, конечно, не мессир Чь, столь милый вашему холодному сердцу, — Берни сделал над собой усилие, чтоб не начать выяснять, кто таков этот мессир Чь. — Но и не последний для вас человек, верно?
— Неверно. Уходите. — Крепче прижав к себе подушку, Альда попятилась в тень балдахина. Мелькнула оголенная лодыжка, женщина торопливо расправила подол сорочки.
— Я уйду, уйду сразу на войну. — Берни сел ближе, чтобы Альда не упустила ни слова. — Лоутеан мне поддался, отпустил с полком поохотиться на «воронишек», но послушайте же! Пусть я граф Оссори, полковник Неистовых драгун, Рыжий Дьявол, но я человек, я смертен, Альда! Взгляните на меня с холодом — я продрогну, коснитесь меня с теплотой — как знать, быть может, я вспыхну пламенем. Если на войне меня найдет вражья сталь — я погибну. Вернусь живой, но проигравший — умру под мечом палача.
— Вздор, король души в вас не чает. — Лёгкое движение сведённых бровей — вот и всё, чего удостоила его в ответ Альда!
Будь Берни трезв, его бы рассмешили собственные высокопарные речи, но в подпитии он серьезнел, отчаяние клевало висок с азартом дорвавшегося до падали ворона.
— Альда, Альда, Альда! — Берни сбросил колет, пропахший кабацким дымом, надавил на подушку, заставляя Альду выпустить ее из рук, сжал тоненькие запястья, обжегшие холодком. — Вы и я — единственная надежда дома Оссори, понимаете? Чайка не уронит на палубу моего отца сына, мать не найдёт младенца, прогуливаясь в холмах. Альда, ради графят. Ради наследника хотя бы на час притворитесь моей женой.
— Пойдите прочь, пьяница! — отчеканила графиня Оссори, с презрением приподняв верхнюю губу. Свет луны зловеще сыграл на зубках, что были и острыми, и немаленькими.
Берни не успел в полной мере оскорбиться, составить план отступления, как Альда вырвалась, обдав его прохладным, волнующим ароматом, замахнулась подушкой. Оссори увернулся, освободил постель — территорию, куда было ступил и где получил суровый отпор.
— Я сказал вам три года назад, мессира — я не насильник, я буду ждать до любви. — В ушах стоял злейший звон, голос осип. — А вы! Дьявольщина, да это я должен содрогаться при мысли привлечь к себе ледышку!