Восстание

Ленин зло стрельнул глазами в сторону секретаря.

– Что ж, понятно. Жандармы всегда слыли тупоголовыми вне зависимости от чинов.

Прокуроров ни капли не обиделся, он вообще чувствовал себя, как в кино.

– Откуда же там революции быть? – продолжил Ленин, глядя при этом на Подирова, а не на задавшего вопрос и в секунду себя дискредитировавшего Алексея Владимировича. – Вы посмотрите на это сборище тупиц, – Владимир Ильич ткнул рукой в направлении забастовщиков в телевизоре, – какие это революционеры? Сытые лица, хорошая одежда. Они не хотят перемен, они хотят денег! У них ситуация чуть ухудшилась, а они хотят, чтобы всё было по-старому.

Ленин вернулся к своему лежбищу, забрался с ногами на диван, укутался пледом, как ребёнок обхватил колени и уткнулся в них подбородком, сосредоточенно уставился в телевизор.

– Деньги… – сказал он в задумчивости. – За прошедшие годы сбылся полностью мой прогноз. Капитализм окончательно перешёл в свою высшую стадию – империализм. Я об этом ещё в шестнадцатом году писал… – Ленин на пару секунд задумался в своей исторической позе, с силой упёршись костяшками пальцев в огромный лоб. Затем решил пояснить. – В тысяча девятьсот шестнадцатом, я никак не запомню, какой у вас сейчас год.

– Да не важно, Владимир Ильич, – заметил Подиров.

– И то верно. Не важно, – легко согласился идеолог коммунизма, – так вот, империалисты смогли чудную штуку с миром сотворить, заменив бумажными деньгами все остальные ценности, человеческие желания и стремления. Они как-то сумели всех вас мобилизовать на строительство их, не вашего, золотого тельца и заставили всех вас ему поклоняться.

Он перевёл мутный взгляд на застывших в дверях Подирова с Прокуроровым.

– И в этом вашем обществе золотого тельца, окончательно задурманенном трестами и картелями, финансисты, я смотрю, этакими жрецами стали, – Ленин распалялся всё сильнее, в нём проснулся былой вождь и оратор, он даже плед скинул, чтобы было удобнее жестикулировать. – Прослойка такая между вами, олухами, и единственным настоящим вашим богом, деньгами! Небольшая кучка империалистов наняла этих болванов, позволила им быть вашими царьками, распоряжаться даже не деньгами, а каким-то их суррогатом, а вы и рады, вы приняли эти правила! Вы забыли уже, что деньги – это всего лишь мера стоимости, которая образуется трудом. Трудом, понимаете?! Эти самовлюблённые болванчики-финансисты сами уже поверили в свою способность делать из денег деньги и вам всем внушили благоговейный трепет перед ними самими и их фальшивыми банкнотами. Они же искренне считают, что правят миром. А так и будет, пока вы не прозреете. Вот в чём ваша проблема. Деньги не делают деньги. Деньги – это труд. Ваш труд.

Подиров горестно вздохнул. Судя по всему, ему приходилось выслушивать подобные нравоучительные речи регулярно.

– А эти наши революционеры? – осторожно вставил в образовавшуюся паузу Прокуроров.

Ленин, наконец-то, одарил его взглядом.

– Тут история немного другая. Из того, что я успел понять, это очень разномастная публика, и она действительно хочет перемен. Многие, я вижу, удивляются, как это так, вчерашние непримиримые противники – либералы и коммунисты, какие-то там православные дружинники и прочая, и прочая – и вдруг вместе под красными знамёнами выступили. То, что их сплотил этот мерзавец, самозванец, моим именем прикрывающийся – это только фасад. На самом деле природа явления проста, и идеология там никакой роли не играет. Им нужна справедливость. Ради неё народ легко готов пожертвовать свободой и прочими абстрактными ценностями. Людям надоело ходить окольными путями, они хотят иметь вождя, сплачивающего нацию своим авторитетом, быстро и эффективно способного гарантировать справедливость, карать казнокрадов и прочих преступников.

– Мы, что ли, не караем, не гарантируем? – вполне искренне сначала возмутился Прокуроров, но уже к концу фразы под взглядом Ленина зарделся и сник.

– Вы-то, батенька, гарантируете. Себе да своему кругу. Ведь вы это восстание создали своими руками, которые у вас из того же места растут, каким вы и думаете – из жопы.

Подиров вежливо кашлянул, Ленин отмахнулся.

– Бросьте вы, дорогой мой доктор Франкенштейн, на мораль мне тут намекать. В вашем поступке, например, ею вообще не пахло, когда вы меня с того света вытащили по своему усмотрению. Тоже мне, возомнили себя Богом.

Ленин разошёлся не на шутку, вскочил с дивана и в пижаме с подировского плеча, огромной, висевшей на нём мешком или, скорее, смирительной рубашкой, начал расхаживать взад-вперёд.

– Так вот, спросили – слушайте. Вы же за этим сюда пришли, не просто полюбоваться на диковинку, как в цирке?

Прокуроров кивнул, хотя он на самом деле пришёл просто поглазеть, а если повезёт, то и потрогать. И то и другое он уже получил, а теперь было бонусное шоу – говорящая вчерашняя мумия, с ума сойти. Он даже ущипнул себя незаметно два раза.

– Вот какая у вас навозная куча на переднем дворе: вы способ мобилизации элит избрали самый примитивный, тотальную коррупцию. Внешне всё вроде благообразно, законоподобно, и повязаны все, в любой момент можно за жабры взять. Вам нравилось, вас устраивало. Вы и сами стали заложниками этой системы, загнали себя в угол, не оставив выхода. Вы на этом гнилом и вонючем основании построили государственность, по сути. На самых низменных чувствах – страхе, алчности. Но на изначально ущербном фундаменте ничего не возведёшь долговечного. И это полбеды. Тут вот ещё какая штука: вы забыли, что у народа есть глаза и уши. Вы разрушили фундаментальную идеологическую основу государства… Вы ведь слышали о существовании теории общественного договора?