Мгла

- Не вижу ничего странного.

- Не знаю, как-то… - ее пальцы перебирали ремень сумки.

- Просто, я вижу в вас красоту.

Он замолчал. Нина посмотрела на Разлогова и, встретившись с его глазами, тут же отвела свои, опустила лицо в платок, спрятав в складках теплую улыбку. Ее глаза увлажнились.

- Давно я не слышала таких слов, - сказала она своим низким с хрипотцой голосом.

- Почему?

- Естественно, бывают комплименты на работе, от знакомых, но это из разряда дежурных фраз. Иногда подвыпившие мужики выражают свои чувства, но это все такая вульгарщина…

- Вы такая женщина и…

- Ну, какая - такая?.. - неожиданно резко сказала она.

- Я же сказал - красивая.

- Не льстите. Морщины и седые волосы – это, по-вашему, красота?

- Красота бывает разная. У вас она зрелая.

Она вздохнула.

- В вас, как бы это сказать… образец женственности. – Он бросил на нее горячий взгляд. – И ваша закрытая одежда это подчеркивает.

Под увядшей кожей появился румянец. Внезапно польщенная, растаявшая, Нина вцепилась взглядом в его глаза, стараясь распознать, не лгут ли они. Она долго не отводила взгляд. Выбившаяся прядь волос упала на лицо. «У тебя уже, наверное, пупырышки встали вокруг сосков» - подумал Разлогов. Нина подняла руку и пригладила прядь к волосам, старательно перебирая беспокойными пальцами, как будто нажимала черно-белые клавиши.

- Потому что, как известно, - Разлогов улыбнулся, - одежда, если она облегающая, как болтливая подружка, выдает секреты, которые обязана охранять.

Однажды Разлогов увидел Нину, когда она с кем-то разговаривала. Та была в черной одежде, блузке и облегающих брюках, настолько тесных, что они вдавились в тело узенькой полоской между ног. И это не выглядело небрежным или вульгарным. Эта маленькая деталь, которую способны заметить лишь очень внимательные мужчины и женщины, делала эту пышную, немолодую, застывшую в расслабленной позе женщину, мучительно сексуальной.

Тогда Разлогов подумал, что похотливая сука натянула узкие брюки нарочно, чтобы сводить с ума мужиков. Теперь понял, что это было естественно, ее женственности стало тесно, и она неосторожно просочилась наружу.

Они молчали. Нине было хорошо. Разлогов видел, что его слова растопили лед, и она млеет, исходит неслышными теплыми каплями. Слова, прозвучавшие из уст молодого самца с приятным голосом, повторялись в ней, как эхо.

- Приятная музыка, можно сделать погромче? – попросила она чуть охрипшим от молчания голосом.

Это была Good Evil Гранд Фанк. Разлогов сделал громче, прибавил низов. Нина улыбнулась, спрятав улыбку в платке, но глаза ее выдали. Лесть, лизнувшая ухо мокрым языком собаки, запела в сознании под аккомпанемент приятной мелодии. Нина расслабилась, расплылась.

Мелкие капли дождя превратились в крупные, которые тяжело разбивались о стекло, и исчезали под черной резиной дворников. Исчезали и тут же появлялись вновь, рождаясь из воздуха, из ничего. С музыкой машину наполнил убаюкивающий ритм, надавил на веки. Чувственность вползла в салон под бархатные переборы басов, под напряженные аккорды, затаилась на заднем сиденье, и незаметно ужалила, чудесный мед влился в кровь.

- Вам нравится эта композиция? - спросил Разлогов.

- Да.

- Чем?

- Она тревожная и в этой тревоге есть что-то завораживающее.

- Что вы чувствуете?

Нина улыбнулась уголками губ.

- Как сказать… Просто мне хорошо.

- Можно сказать, что это о чувственной любви? Это полупение-полушептание… шипение – вот точное слово. Шипение наподобие змеиного, но не отталкивающее, а притягивающее. То самое, каким соблазнили Еву… Да?

- Вас увело слишком далеко, - улыбнулась она, но глазами призналась, что он угадал.

«Рейндж Ровер» как будто скользил по мокрому, залитому желто-белым светом асфальту. Нина сидела вполоборота к Разлогову и улыбалась. В ее улыбке была растерянность. Их глаза встретились, и он тоже улыбнулся. После того, как свернули во дворы, она показывала, куда ехать.

Когда они остановились, Нина спросила:

- Если я правильно вас поняла, вы живете на Подбельского?

- Мой друг живет на Подбельского. Давно не виделись и вот договорились вместе посмотреть футбол.

- Футбол уже идет?

- Еще нет.

- А все-таки, где вы живете?

- На Ленинградке.

Выйдя из машины, Нина взяла на изгиб локтя сумку, выпрямилась, подобралась. Она чувствовала взгляд Разлогова. Повернувшись к нему в профиль, она положила руку на затылок и потрогала заколку, подняла подбородок, провела пальцами по волосам. Потом, повернувшись лицом, встретила его теплый взгляд и улыбнулась чувственными губами.

Они стояли рядом. Она, так неожиданно помолодевшая, затянутая как в шинель в свое серое пальто, чего-то ждущая, сама не знающая, чего. И он, в ослабленном галстуке, в расстегнутой куртке, улыбающийся теплыми искренними глазами, с прядью смоляных волос, упавшей на лоб.