Страница 59 из 69
Лечащий врач успокаивает меня, говорит, что люди иногда ждут по несколько месяцев и даже лет. Не все доживают, не всем находится донор. Но надо верить. Пока веришь – есть надежда на выздоровление. Скорбно выдыхает и выражает сожаление, что отец Арно умер и не оставил ему ни братишек, ни сестричек. Говорит, что совместимость с братьями и сёстрами обычно выше. Я закрываю глаза. Его слова ранят меня в самое сердце. Господи, Эммануэль был сводным братом Арно. Он мог бы стать для моего сына донором. Насмешка богов, злая ирония судьбы. Как же так? Получается, что своей глупой страстью к Жильберу я погубила не только Эммануэля, но и собственного сына. Я сама во всем виновата. Сама. Но просто сидеть и сожалеть я не могу. Мне надо действовать, надо что-то сделать, чтобы спасти Арно. В голову приходит сумасшедшая мысль – Пьер. У него большие связи, я уверена, что Драка сможет помочь. Однако риск слишком велик. Могу ли я доверять Пьеру, не побежит ли он докладывать обо всём Пуавру? Ведь они не просто родственники, а приятели.
Откидываю страхи и звоню Драка.
– Да!
– Это я, Пьер!
– Карин?! – удивлённо выдыхает. – Карин! – холодные интонации тут же сменяют знакомые тёплые ноты. – Где ты? Мы потеряли тебя! Жильбер с ума сходит, ищет вас!
– Знаю. Он хочет отобрать у меня сына!
– Погоди, погоди, Карин! С чего ты так решила? Он не сделает этого! Просто не сможет! Ты же юрист, и сама все прекрасно понимаешь!
– Нет, Пьер! – начинаю уже жалеть, что позвонила. Мне тут же хочется бросить трубку. – Ты ошибаешься!
– Погоди, не отключайся! Не вздумай отключиться! – словно читает мои мысли.
– Обещаешь ничего не рассказывать Жильберу?
– Но, Карин, это глупо! – делает попытку образумить меня.
– Ещё слово, и я сброшу вызов!
– Хорошо, хорошо! Только не отключайся!
– Сначала пообещай!
– Обещаю. Довольна?
– Вполне.
– А теперь говори – где ты, что с тобой?
– Я в Москве. Со мной всё хорошо. Но Арно… – я замолкаю, горло сжимают стальные тиски.
– Что с Арно? – не выдерживает паузы Пьер.
– Он в больнице…
– Как?! – голос ошарашенный. – Что с ним?
– У него лейкемия, Пьер.
– Что, Карин? Я не понял…
– Рак крови, – меня прошибает, я громко всхлипываю.
– Карин, Карин! Успокойся! Я приеду, и мы обязательно что-нибудь придумаем. Слышишь! Арно будет жить! Обещаю тебе. Ты мне веришь?
– Да, Пьер. Верю. Я буду ждать.
Реву. Меня все еще трясёт от разговора с Пьером. Мне ужасно хочется верить, что Драка решит все мои проблемы. Иду в туалет и долго мою лицо холодной водой в попытке успокоиться. Всё еще всхлипываю, гляжу на свое отражение в зеркале. С распухшим носом и набрякшими веками выгляжу просто безобразно. Смотрю на часы и понимаю, что времени, чтобы добраться до особняка Елизарова, у меня осталось совсем немного. Вызываю такси и напряженно жду приезда машины в фойе больницы. Как назло такси опаздывает на двадцать минут.
Влетаю в салон и буквально умоляю водителя поторопиться, но московские пробки делают свое чёрное дело. В особняке появляюсь намного позже запланированного времени. На пороге меня встречает угрюмый Егор.
– Александр Васильевич ищет тебя, – вздыхает, глядя на меня жалостливыми глазами. – Зол, как черт!
Сердце уходит в пятки. Понимаю, что меня ждёт суровое наказание.
– Где он?
– В кабинете, – Егор показывает рукой.
Делаю глубокий вдох и иду навстречу своей участи. Не стучась, отрываю дверь и захожу. Мне уже нечего терять. Знаю точно – будет бить.
– Вы искали меня? – смотрю прямо на застывшую в кресле фигуру. Ловлю ответный свинцовый взгляд из-под низко нависающих бровей.
– Где была? – игнорирует мой вопрос.
Нервно сглатываю и на миг виновато опускаю глаза. Ох, зря я это сделала!
– У сына, – врать не имеет смысла, Елизаров рано или поздно всё равно узнал бы, что я каждый день мотаюсь в медицинский центр.
– Тебе разрешали?
– Я не ду…
– Тебе разрешали? – повышает голос, обрывая меня на полуслове.
– Нет, но…
– Хватит! – хлопает ладонью по столу. – Мне не интересно твое блеяние.
– Я не оставлю сына! – гневно шиплю. Меня начинает трясти от негодования.
Подлетает ко мне и влепляет звонкую пощёчину с такой силой, что я пошатываюсь и едва удерживаю равновесие.
– Ещё слово, и я за себя не ручаюсь! – зло дышит, глыбой нависая надо мной. – Ты моя вещь! Моя! Поняла? Пока я тебе плачу! – больно хватает меня пальцами одной руки за лицо, – ты не имеешь права делать что-либо без моего разрешения!
Его лицо так близко, что я слышу его смрадное, пропитанное табаком и водкой дыхание.
– Дрянь! – толкает меня на пол и делает серию коротких ударов ногами в мой живот.
Из глаз сыплются искры, дыхание перехватывает. Тело звенит от моментально рассыпающейся по телу боли. Открываю рот, пытаясь сделать вдох, легкие разрывает от нехватки кислорода. Закашливаюсь. – А теперь встала и пошла одеваться! – орет он, отпрянув от меня.
Кряхчу и отрываю корпус от пола, упершись руками. Тяжело дышу, тело ломит, живот точно набит свинцом. Смотрю на него, скорчив болезненную гримасу и с трудом выплёвываю:
– Зачем? – изо рта течет.
– Поедешь со мной! Форма одежды парадная! И чтобы через час была внизу!
Мне хочется нахамить ему, выкрикнуть, что никуда я с ним не поеду, но у меня нет сил. К тому же я знаю, что слишком завишу от него. Пока не приехал Пьер, я всё еще завишу от Елизарова.
– Чё расселась, кобыла? Помчалась галопом! – брезгливо выдает он мне, косо поглядывая через плечо.
Поднимаюсь с пола, морщусь от боли и ковыляю в свою комнату выполнять приказ. Умываюсь и с трудом напяливаю на себя чёрное коктейльное платье. Макияж мне уже не осилить. Пусть довольствуется тем, что есть. Всё оставшееся время лежу на кровати, пытаясь собраться с силами. Через сорок минут, превозмогая боль, встаю с кровати и спускаюсь вниз, где меня уже ждёт Елизаров в компании своих телохранителей.
Садимся в машину и едем. Куда, я не спрашиваю, мне всё равно. Я всё ещё поглощена болезненным ощущениями. Автомобиль останавливается на Театральной площади. Очевидно, сегодня очередная премьера в Большом. Вокруг толпится народ. Фотографы, журналисты. Мелькают известные на всю страну лица. Стараясь сильно не морщиться, выбираюсь из салона.
Александр Васильевич подхватывает меня под локоть и больно сжимает.
– Морду попроще! – шипит сквозь зубы и притворно щерится. – И улыбайся! Улыбайся!
Натянуто улыбаюсь. Шутка ли – выдавить из себя улыбку после побоев. Вспышки фотоаппаратов слепят глаза. Поднимаемся по лестнице и заходим внутрь. В фойе, кажется, собрался весь столичный бомонд. Что-то обсуждают, здороваются, раскланиваются друг перед другом. Известные художники, музыканты, телеведущие, певцы. Особняком держатся толстосумы и бизнес-элита, высокомерно поглядывая поверх голов остальных собравшихся. Егор дышит в затылок Елизарову, не отходит ни на шаг.
Звезды шоу-бизнеса позируют фотографам, имеющим особые допуски. Александр Васильевич останавливается рядом с каким-то мужчиной и долго беседует. Представлять меня своему собеседнику не считает нужным. Я не удивлена, Елизаров в очередной раз доказывает своё низкое происхождение. В местах не столь отдаленных великосветским манерам не учат.
Звенит звонок, и мы устремляемся в зрительный зал. Телохранители остаются снаружи. Проходим в партер и недолго ищем свои места, похоже, у Елизарова здесь бронь. Мягко говоря, меня удивляет симбиоз Елизарова и Большого театра. На мой взгляд – это два несовместимых явления. Я давно не была в опере, но учитывая обстоятельства, особого восторга не испытываю. Единственное желание – поскорее сесть, чтобы немного облегчить свои страдания. Первый акт проходит на ура. Мне очень нравится то, что происходит на сцене. На какое-то время я даже забываю о боли. Александр Васильевич засыпает минут через пятнадцать после начала спектакля и позорно храпит до самого антракта. Как только в зале зажигается свет, просыпается, недовольно щурится и моргает.