Страница 50 из 69
Жильбер бросает в могилу цветок. Присутствующие следуют его примеру. Цветы летят на крышку гроба, осыпаясь белыми лепестками. Последняя дань усопшей. Эммануэль всхлипывает и вытирает глаза рукой. Ну вот всё и закончилось. Беру его под локоть и веду к выходу. Следом за нами идут Пьер и Брижит. По лицу Эммануэля катятся слёзы. Всё чаще и чаще. Он судорожно всхлипывает и останавливается, не в силах сдержать льющегося потока. Драка подходит и крепко обнимает брата. Эммануэль роняет голову ему на плечо и заходится истеричными рыданиями. Мне страшно видеть, как плачет Эммануэль. Пьер оглаживает его, приговаривая что-то мягким бархатистым голосом. Но мой муж никак не может успокоиться. Эммануэль слишком чувствительный, слишком ранимый. Драка машет рукой, прося меня уйти. Я покидаю кладбище одна. Сажусь в машину и еду домой. Я не могу надолго оставить Арно. Он на грудном вскармливании и нуждается во мне.
Приезжаю в особняк на Набережной Жевр. Сразу иду в детскую. Арно не спит, плачет. Чувствует наше общее горе. Няня жалуется, что Арно почти ничего не ел. Я беру его на руки. Целую и обнимаю. Он ощущает тепло моих рук, слышит родной запах и успокаивается. Стучит пухлой ручкой по груди, просит накормить его. Несу Арно в свою комнату, укладываю на кровать. Ложусь рядом и вынимаю грудь. Арно тут же хватает сосок и начинает жадно причмокивать. Я вижу, как подрагивают его веки, как ослабевает маленький ротик. Наевшись досыта, Арно засыпает блаженным сном ангела. Мне так необходимо его благостное тепло, его тихое сопение. Я устало вдыхаю сладковатый аромат грудного молока, исходящий от моего малыша, и проваливаюсь в сон.
Просыпаюсь, когда за окном уже совсем темно. Комната окутана сумраком. Арно сладко сопит рядом. Не хочу его будить. Надо переложить Арно в кроватку, чтобы он спал там до утра. Бережно беру его на руки и несу в детскую. Опускаю в колыбель, накрываю одеяльцем и выхожу, прикрыв за собой дверь.
Меня беспокоит отсутствие Эммануэля. Куда он запропастился? Не нахожу его ни в гостиных, ни в столовой. Решаю обойти квартиру. Навряд ли он сейчас в тренажёрном зале. Может, он в комнате матери? Иду в противоположное крыло. Понимаю, что это глупо, но прежде чем открыть дверь в комнату Симон, предупредительно стучу. Как и следовало ожидать, мне никто не отвечает. Заглядываю внутрь – никого. Направляюсь в кабинет Жильбера в надежде, что Эммануэль сейчас вместе с отцом.
Сквозь узкую щель приоткрытой двери в темноту коридора сочится желтоватый электрический свет. Тихонечко скребусь и, не дождавшись ответа, захожу внутрь. Жильбер один. Сидит за столом перед ополовиненным декантером с виски. Глаза красные, воспалённые от слёз и алкоголя. По комнате плывет хмельной дурман. Он поворачивает ко мне голову и пристально смотрит. Мое сердце болезненно пронзает острый шип. Я подхожу ближе к Жильберу, совершенно позабыв, зачем пришла. Протягиваю руку и касаюсь его волос. Мои пальцы дрожат, тело колотит озноб. Жильбер поднимает на меня глаза, и я вижу застывшие на ресницах слезинки.
– Она умерла, – тихо шепчет Жильбер. И капли становятся крупнее. Я провожу рукой по его голове.
– Не надо, – приговариваю я. – Ты же знаешь, что ей нельзя было помочь. Слёзы холодят мои щёки. Сердце неистово стучит, разрывая грудную клетку. Я осторожно глажу Жильбера по волосам. Он обнимает меня и утыкается носом в живот.
– Карин, если бы ты только знала, как мне без неё плохо. Если бы только знала…
– Я знаю, – нервно сглатываю, продолжая гладить его. – Ты не один. Я рядом… Я здесь…
Чувствую, как по жилам лавой растекается сладкий огонь. Трепещет, обжигает, манит. Целую его в макушку, мои руки скользят по крепким плечам, по спине, оглаживая настойчивее с каждым разом.
– Я не оставлю тебя, Жильбер, – моё горячее дыхание обретает форму. – Жильбер.
Волна нежности накрывает с головой. Беру его лицо тёплыми ладонями и касаюсь невесомым поцелуем терпких, с привкусом лёгкой хмельной горечи, губ.
– Нет, Карин… Нет! – он хочет оторваться меня, но пальцы будто не слушаются его, жёстко вонзаясь в мои бедра.
– Жильбер… – желание моментально рассыпается бисером по коже, впитывается в плоть и разливается жаром по телу. Я впиваюсь губами в его рот. Я припадаю к огню. Пью Жильбера, его скорбь, его муку, его горечь. Я хочу выпить его до дна, без остатка, избавить от невыносимой, терзающей душу боли. Он дуреет от моих поцелуев и прикосновений. Мышцы наливаются и твердеют. Жильбер судорожно тискает меня, жадно проникая ладонями в сокровенные места. На секунду его будто сковывает спазмом, и он отталкивает меня. Держит на вытянутых руках и смотрит. Взгляд пьяный, болезненный, затуманенный внезапно накатившей страстью.
– Нет, Карин… Нет… Нам нельзя…
– Жильбер… – томно выдыхаю я, обмякая в его руках, и подаюсь навстречу. Мои губы так близко, что вот-вот соприкоснуться с его губами.
– Что ты со мной делаешь? – зажмуривается и неистово целует. Трётся об меня, поскуливая на выдохе. Сминает моё тело ладонями. Сквозь одежду чувствую его затвердевшую плоть. Скольжу рукой вниз и накрываю член рукой. Он вздрагивает и хватает ртом воздух, словно рыба. – Нет… нет… Перестань… Нет… Не надо… Карин…
Жильбер пьян. Он плохо контролирует себя. Расстёгиваю ширинку и запускаю туда руку. Пуавр замирает от сбивающего с ног вожделения. Ласкаю член. Он шипит, закатывает глаза. Губы шепчут:
– Не останавливайся… Ох… Да… Ещё…
Валит меня на стол. Срывает трусы и тут же входит на всю длину. Его потрясывает. Тело будто звенит под высоким напряжением. Я тону в океане блаженства. Жильбер снова во мне. Внутри всё трепещет, зовет, стонет. Пространство огромного кабинета сжимается в точку, превращаясь в пылинку, кружится и растворяется в бурлящем потоке страсти. Наши тела переплетаются, стонут, плавятся, пылают. Кровь огненными реками течет по жилам, кипит и пенится, стучится в виски, взрывает бешеным ритмом сердца. Грешные души летят прямо в ад, в самое пекло, расплачиваясь за неземное удовольствие. Мы одно целое, единое, неделимое, живое, пульсирующее, бесконечное.
Я смотрю на Жильбера, ловя каждый стон, каждый вздох, каждое движение. Я любуюсь им и умираю, видя его экстаз. На миг отворачиваюсь и протяжно стону, прикрывая глаза. Чувствую его толчки и невольно распахиваю ресницы. Моё тело прошивает ужасом. Я вижу в дверях Эммануэля. Вскрикиваю от неожиданности. Жильбер вздрагивает и приходит в себя.
Немая сцена. Таращусь на Эммануэля, словно вижу его впервые. Он точно неживой. Бледный, незнакомый. Лицо землисто-серое, напряжённое. Ниоткуда взявшиеся морщины врезались глубокими складками. Губы натянулись синюшной струной. Он смотрит на нас. В серых глазах адская смесь боли, отчаяния, ненависти. Внезапно Эммануэль из светлого ангела превратился в стражника смерти, тёмного демона. Он будто соткан из ужаса и страданий, делающих его сутулую фигуру нереально сумеречной. Он окатывает нас ледяным взглядом, отчего меня знобит, точно пахну́ло могильным холодом.
– Эээм-мма-нуэль… А я искала… те…бя… – часто моргаю и слезаю со стола, поправляя одежду. – Тты… где… был…?
Осторожно ступаю босыми ногами по полу, словно боясь спугнуть приведение. Эммануэль мотает головой.
– Не подходи… Слышишь! Не подходи ко мне…
– Эмма-ннуэль, всё не так… – внутри трясётся. – Нн-не так… как ты думаешь…
Он сжимает челюсти и щерится, будто дикий зверь.
– Не подходи ко мне! – отчаянно шипит. Его колотит от ненависти и отвращения. Шея напряжена так, что видна каждая пульсирующая жилка. – Вы… вы… Ненавижу!.. Слышите!.. Ненавижу! Ненавижу!
Последнее слово взрывает искрящий напряжением воздух, бьётся о стены, звенит в оконных стёклах и обрушивается лавиной, выбивая почву из-под ног. За спиной слышу низкий протяжный вой Жильбера. Эммануэль срывается с места и бросается прочь.