Французский перец

***

Мы едем в Бют-Шомон, где расположена клиника.

Из палаты Симон открывается чудесный вид на залитый солнцем осенний парк. Воздух чист и прозрачен, как горный хрусталь. Золото листьев выгодно контрастирует с лазурью безоблачного неба.

Симон, бледная и худая, лежит на кровати. При виде Эммануэля её рот дёргается в попытке что-то сказать, но у неё выходит только нечленораздельное блеяние. Она выглядит жалкой. Моё сердце сжимается при одном взгляде на неё. Симон лишь тень. В ней давно нет ничего человеческого. Симон – призрак прошлой жизни Жильбера. Я смотрю на неё и пытаюсь понять, какой она была до того, как превратилась в парализованную мумию? Симон похожа на живого мертвеца. Кожа иссушенная, ломкая, словно пергамент. Чёрные тени вычерчивают глазницы на неживом лице. Взгляд тусклый, точно подёрнутый коркой льда. Губы истончились и сползли неровной линией, делая перекос вправо. Нос заострился, превратившись в птичий клюв. На вид Симон едва ли можно дать шестьдесят. Она выглядит на все семьдесят.

– Привет, мам! – Эммануэль садиться на край кровати и берёт ее за тонкую, похожую на птичью лапку, руку. – Ну как ты?

Её губы дёргаются. Веки подрагивают. Симон пытается улыбнуться сыну.

– Мам, – он с нежностью смотрит на неё. – Я хочу познакомить тебя с моей Карин. Подойди, – делает жест рукой.

– Доброе утро, мадам! – я скорбно улыбаюсь. Мне больно смотреть на Симон. Она открывает рот. Губы расползаются кособокой фигурой.

– Мама, у нас с Карин скоро будет ребёнок. Ты рада? – Симон моргает, в её глазах блестят слёзы. Тонкая полоска рта кривится. От уродливого подобия улыбки по моему телу прокатывается дрожь. Мне страшно. Страшно смотреть на неё. Страшно подумать, каково это знать, что ты медленно умираешь. Внутри всё дрожит. Симон изучает меня пристальным взглядом. Мне чудится, что она видит меня насквозь, но не может ничего сделать, даже сказать не может. Она видит всю мою подлость, все мои гаденькие грешки. Я закусываю губы, глядя в эти блёклые, подёрнутые мутной пеленой глаза. Бедная, бедная Симон. Что бы чувствовала я, окажись на её месте? Разве же я хотела бы для своего сына такой участи? Мне стыдно, я опускаю глаза, не выдерживая взгляда прикованной к постели женщины.

– Мам, ты благословишь нас с Кариной? – слова Эммануэля жалят сердце, обжигают, заставляя ещё больше стыдиться. Я вскидываю на неё взгляд в надежде, что Симон отрицательно качнёт головой. Но нет, она одобрительно моргает. Зачем, Симон?! Ведь я же спала с твоим мужем, устраивала бесстыдные игры со старшим сыном, а потом соблазнила младшего. Кажется, я недовольно морщусь, глядя на неё. Эммануэль принимает мою гримасу за скорбь и выводит из палаты.

– Карин, я очень тебя прошу, не плачь в присутствии мамы. Это сильно её расстраивает.

Когда я научилась быть такой лицемеркой? Я виновато улыбаюсь, глядя на Эмми.

– Прости, Эммануэль. Но твоя мама… Мне так жаль! – подхожу и обнимаю его, утыкаясь лицом в плечо.

– Держись, Карин! – гладит меня по спине. – Ты сделала маме огромный подарок! Она счастлива. Даже если она… – он на секунду замолкает. – Даже если она завтра умрет, то умрет счастливой. Она очень рада за нас. Правда, рада. Ты ей нравишься.

Меня начинает трясти. Не то от истеричного смеха, не то от сухих рыданий. Странные чувства одолевают меня в эту минуту. Боль, горечь, страх и – безудержное веселье. Как такое может сосуществовать в природе? Я не понимаю, но сейчас чувствую именно это. Наверное, это и есть отчаяние, когда от тебя уже ничего не зависит. Ты сделала всё, что могла и теперь пожинаешь плоды своих стараний. Гореть мне в аду! Мне никогда уже не вымолить у Бога прощения. Я загнана в угол, и могу лишь повиноваться уготованной судьбе. Почему в моей жизни всё так сложно?

Глава 21. Жильбер. Боль моя, сердце мое

Свадьба назначена на конец декабря. В Париж приезжают мои родители. Я не видела их с тех пор, как уехала из родного города. Мама рада за меня. Она постоянно плачет. Надеюсь, что от радости. Ей нравится Эммануэль. Мои родители не ожидали, что я выйду замуж за наследника большого состояния.

По утрам меня тошнит. Честно говоря, меня тошнит всегда. Даже во сне. Живота ещё не видно, но я всё равно выбираю свадебное платье свободного кроя. Не хочу, чтобы он страдал. Я уже люблю своего сына. Почему-то я уверена, что у меня будет сын. Мой сын. Только мой.

В Эммануэля словно вдохнули новую жизнь. Он летает. Я очень переживаю, что он летает на мотоцикле по Парижу. Эмми такой беспечный. Надеюсь, что после свадьбы всё наладится – я смогу полюбить Эммануэля. Он славный. Такой заботливый и внимательный. Он не оставляет меня надолго одну. На правах главы семейства давит авторитетом, хочет, чтобы я ушла с работы. Говорит, что сейчас я должна думать только о нашем ребёнке, а не об отношениях Елизарова и нового поставщика. Не спорю с ним. Мне и в самом деле очень тяжело сосредоточится на работе. Постоянно хочется спать. Ползаю по офису, как сонная муха. Одно хорошо – я стала меньше думать о Жильбере. Я смирилась с тем, что наши отношения остались в далёком прошлом, и к ним не будет возврата. Никогда. Никогда – какое жестокое слово. Сердце до сих пор сжимается болью, когда я вспоминаю то самое утро в квартире на Набережной Жевр. Бедный Жильбер. Он не знает, что я люблю его. Люблю до сих пор. И это ужасно. Я люблю своего будущего свёкра. Такая ерунда могла случиться только со мной. Мыслимо ли любить отца своего будущего мужа? Как мы будем уживаться? Хорошо, что у Эммануэля есть своя квартира, куда я переселилась вскоре после объявления о помолвке.

Пуавра не вижу. Да и не хочу видеть. Что он обо мне думает? Я разбила ему сердце. Уверена в этом. Наверное, считает меня потаскухой. О, кажется, я полностью оправдала его ожидания! Жильбер. Мой глупый, мой нежный, мой любимый. Мой. Свёкр. Когда родится малыш, будет ли Жильбер с ним возиться? Будет ли он любить этого ребенка? Я очень хочу, чтобы Жильбер полюбил Арно. Я уже придумала имя своему сыну. Арно Пуавр. По лицу текут слезы, стоит мне только представить их вместе. Каким он будет, мой Арно? Как бы я хотела, чтобы он был похож на отца. Мой Арно. Я часто разговариваю с ним, когда мы остаемся одни. Это глупо, но я чувствую, как Арно шевелится во мне. Он живет внутри меня. Дышит моими легкими, чувствует моими чувствами, любит моей любовью. Он любит своего отца. У меня только второй месяц беременности, но я уже не представляю себя без Арно, словно знаю его всю свою жизнь. Я люблю своего сына.

Накануне свадьбы никак не могу заснуть. Ворочаюсь в кровати. Эммануэль уехал к родителям, оставив меня с моими в нашей, теперь уже нашей, квартире. Он хочет провести эту ночь в доме, где прошло его детство. С Симон и Жильбером. Симон стало лучше. Врачи разрешили ей поприсутствовать на завтрашней церемонии. Она будет сидеть в кресле. Правда, долго сидеть Симон не сможет. Её хватит максимум на час. Знаю это точно, потому как мы с Эммануэлем часто возим ее на прогулку в парк Бют-Шомон. То, что Симон может сидеть – большой прогресс. Видно, новости о помолвке сына и моей беременности придали ей сил. Несчастная, больная, обманутая Симон. Если бы она только знала. Если бы только знала. Она бы ни за что не согласилась на это брак. Мой брак с Эммануэлем – насмешка над всем, чем дорожит Симон. Сегодняшней ночью я понимаю это как никогда. Я не должна была соглашаться на брак с Эммануэлем. Как я буду завтра стоять в церкви? Перед святым распятием я буду давать клятву в любви и верности мужчине, которого не люблю. Я не верующая, но мне страшно. Страшно лгать перед людьми и богом. Я жуткая грешница. Низкая, безнравственная хищница. Именно так назвал меня Жильбер, когда приехал в Москву, чтобы уговорить отказаться от Драка. Как же он был прав!