Страница 109 из 168
— Корень полыни,— приговаривала она, раскладывая на земле по углам сада связки трав и другие странные предметы,— крысиный хвост, ослиная шерсть, да щепотка соли. Ее всегда добавляют, всюду, куда ни плюнь...
Она с трудом разогнулась, смахнула со лба прядь седых волос и пристально посмотрела на стоявшего неподалеку юношу.
— Ты же во мне не сомневаешься? — угрожающе уточнила она.
— Нет, совсем нет, мадам Морий!— отозвался Кристиан, но все же вышел за окружавшую сад стену плюща.— Продолжайте, прошу вас!
Ждать на размытых колдобинах сельской дороги пришлось недолго. Из-за живой изгороди донеслось бормотание, пару раз котел зашипел, затем участок озарила яркая вспышка. Подобно молнии, она ослепила Фэя и тут же исчезла, погрузив сад в серость дня.
Кристиан перестал зябко ежиться, выбросил сигарету в заросшую ивой канаву и скрылся за калиткой.
Вскоре он вышел из похожего на курятник дома и, пробравшись мимо шипевших цветов, отчетливо крикнул:
— Саймон! Саймон, твоей бабушке очень плохо!
Когда он вернулся в душную комнатушку, у изголовья кровати мадам Морий уже сидела большая серая крыса. Старая ведьма лежала навзничь на скособоченной кушетке и громко охала, по очереди хватаясь за все части своего скрюченного подагрой тела.
— В таком виде ты точно не сможешь за мной ухаживать.— Она криво усмехнулась и погладила грызуна по лоснящейся спине. Тот пошевелил усами и горестно накрыл мордочку когтистыми лапами.
Кристиан остался на пороге, прислонился плечом к дверному косяку. Ему было неловко прерывать столь душещипательную сцену, но попусту тратить время на эмоциональные излияния он тоже не любил.
— Вы можете сделать еще кое-что,— негромко сказал он.
От удивления мадам Морий даже перестала охать, а крыса разразилась гневным писком.
— Да, да, Саймон, она слаба, я понимаю.— Фэй умиротворяюще поднял руки.— Но это не займет много времени. Если вы откажетесь от своих сил, ваши заклинания перестанут действовать и исчезнут, в том числе и то, что лежит на вашем внуке.
Он попятился к двери и нащупал дверную ручку у себя за спиной. Крыса и ведьма продолжали неотрывно и очень недружелюбно следить за каждым его движением.
— Подумайте,— повторил он снова.— Я навещу вас утром.
Когда дверь захлопнулась, изнутри в нее ударило нечто тяжелое, со звоном разбившееся на полу. Глубоко вздохнув, Кристиан натянул перчатки. Мадам Морий следовало хорошенько все обдумать, и он очень надеялся на верное решение.
***
Во все времена отказаться от силы магическому существу, обладавшему ею с рождения, было очень нелегко. Все равно, что избавиться от руки или другой части тела: больно, неудобно и непривычно. Чувство потери, охватывавшее несчастных, медленно ввергало их в депрессию, жизнь теряла былую яркость и лишалась смысла. Оно и понятно,— кому бы понравилось лишиться части своего неповторимого «я»?
За несколько веков до рождения Кристиана Фэя и мадам Морий, одна колдунья из Золотой Долины, Линда Май, была заподозрена в наслании порчи такой силы, что жертва, кузнец с соседней улицы, скончался от пневмонии. Вина госпожи Май, конечно, не была доказана, но магических сил ее все же лишили, после чего девушку нашли повешенной на балке своего же сарая. Бедняжка не выдержала напряжения.
Существовало множество обрядов по отказу от магии, и назывались они тоже по-разному. «Очищением» именовали его жрецы на дальнем севере, в морозном воздухе которого не летали даже птицы. Обреченного оставляли на ночь за порогом и, если он доживал до утра, принимали обратно в племя. Темнокожие охотники на юге, за Седым морем, прокалывали ведуну язык и звали это «смертью злого духа». «Возвращение на путь истинный» епископы Петрополиса проводили в купели под сводами храмов, а деревенские колдуны просто вешали на шею мешочек с яблоком, набитым сушеными травами.
А некоторые старые книги, сокрытые в подземельях Брюхвальда — родины всей магической крови,— говорили, что владельцам для этого не требовалось ровным счетом ничего, кроме искреннего, чистого желания. Может, как раз они и были правы.
Мадам Морий снилась пустота. Не та холодная устрашающая пустота, жуткая тьма из детства, а спокойное ничто. Ведьма неспешно плыла в чайного цвета невесомости, и свет, теплившийся в ее груди, освещал путь. Она чувствовала себя молодой,— давно забытое ощущение,— и пламя струилось из ее груди по венам, отчего те светились под кожей, словно яркие нити. В ее сознании возник образ Саймона,— не осла, а крепкого розовощекого мальчугана с вечно разбитыми коленками,— и внезапно пришло понимание. Решение оказалось очень простым, самым простым из всех, что ей доводилось принимать за долгую жизнь. Пульсировавший огонь излился из ее пальцев и глаз, рта и носа, и светящимся шаром поплыл прочь. Вскоре от него осталась лишь золотая дорожка из раскаленных брызг, но мадам Морий повернулась к остывавшим каплям спиной и двинулась в противоположную сторону. В чайного цвета пустоту.