Страница 94 из 106
Начальник разведки доложил, что противником накануне была установлена осадная артиллерия самых крупных калибров. Сопоставив данные разведки с привязных аэростатов и с наблюдательных пунктов с показаниями нескольких пленных, захваченных накануне, комендант пришёл к выводу, что противник имел наготове примерно семьдесят осадных орудий разного калибра вплоть до 16½ дюймовых[80].
Кроме осадных орудий, немцы располагали полевыми орудиями и гаубицами в количестве около сорока; установить точно число их не было возможности из-за характера местности и частой перемены ими позиций. Этой артиллерии крепость могла противопоставить всего шестьдесят восемь тяжелых орудий, в том числе одно в броневой башне. Для отражения штурма имелась легкая и траншейная артиллерия, но зато из тяжелой артиллерии далеко не все opyдия по месту своего расположения могли принять в этом участие.
Третьего августа в полдень началась интенсивная бомбардировка. Тяжёлые снаряды рвались повсюду, взметая в воздух и раскидывая со страшной силой брёвна, кирпичи, куски бетона. Всё заволокло дымом и пылью.
Борьба нашей крепостной артиллерии с немецкой осадной затруднялась не столько малыми калибрами, сколько незначительной дальнобойностью нашей артиллерии. Чуть ли не половина осадной артиллерии противника находилась вне дальности огня большей части артиллерии крепости.
Предела напряжения огонь осадной артиллерии достиг ночью с пятого на шестое августа, когда в бомбардировке участвовали сорокадвухсантиметровые орудия со снарядами весом около девятисот шестидесяти килограммов. Таких снарядов было выпущено около тридцати штук, но удачных попаданий было мало. Снаряды ложились в земляные постройки, валы, образуя колоссальные оползни и сдвиги грунта, в водяные рвы, на крепостные шоссе. Воронки получались диаметром до десяти метров и глубиной около шести. Значительной разрушительной силой обладали также и снаряды двенадцатидюймовых орудий – так, например, один из них попал в фундамент крепостного собора, пробил его и привел в наклонное положение весь каменный пол собора, а в сводах его осколки образовали массу пробоин, шести- и восьмидюймовые снаряды разрушали кирпичные и деревянные постройки, в бетонных же убежищах образовывали лишь небольшие выбоины.
Одновременно с орудийной бомбардировкой, с аэропланов бросались бомбы и металлические стрелы.
Противником за эти три дня было выпущено до ста двадцати тысяч тяжелых снарядов.
Ужасное было впечатление при взгляде на крепость с высот южнее её во время бомбардировки: она вся была охвачена дымом, сквозь который то здесь, то там вспыхивало пламя разрывов, поднимавших высоко вверх фонтаны земли, деревья, бревна, а местами воды, причем вся земля содрогалась и от крепости шел сплошной гул по временам прерываемый грохотом разрывов 12 и 16½ дюймовых орудий. Казалось, что ничто не в состоянии устоять против разрушительной бомбардировки.
Почти такой же силы достигала бомбардировка в следующие три дня, хотя в ней не принимали уже участия 16½ дюймовые орудия, и вообще число орудий противника заметно сократилось. Часто батареи, по которым сосредотачивала огонь наша артиллерия, уже больше не открывали огня с того же места. В ночное время противник вел огонь лишь батареями, находившимися вне досягаемости огня нашей артиллерии.
Комендант генерал Бржозовский был вполне доволен таким результатом. В ночь на шестое августа он отправил с вестовым рапорт командующему 12-й армией, который заканчивался словами: «Имея в виду, что на флангах крепости спокойно, что артиллерия и гарнизон вполне сохранили обороноспособность и что нами удерживается Сосненская позиция, прошу не приносить лишних жертв для ускоренного освобождения крепости от осаждающего ее неприятеля». Это был смелый поступок благородного человека. Но едва ли Николай Бржозовский решился бы отказаться от помощи, если бы знал, какое испытание ждёт его людей на следующий день.
Утро шестого августа было холодное, туманное. Дул постоянный, но не очень сильный северный ветер.
В четыре часа утра, как только начало светать, немцы открутили крышки тысяч газовых баллонов, установленных к северу от крепости, у деревни Бялогронды, и выпустили газы темно-зеленоватой окраски.
В предрассветный час рядовому Ивану Андрееву не спалось. Он встал, чтобы размять ноги и согреться. Было очень зябко. Ивана удивила странная, гнетущая тишина в лесу. Птицы не пели. Вдруг он почуял странный запах. Сначала он подумал, что ему почудилось, но через мгновение сладкая, удушливая волна охватила его.
– Братцы, газы! – закричал он что было мочи, нагнулся и долго шарил руками на дне окопа, пытаясь отыскать марлевую маску. Наконец, ему это удалось, и он нацепил её, но когда встал во весь рост, голова закружилась, и он упал без сознания.
В какие-нибудь пять минут газы достигли окопов Сосненской позиции, а затем и крепости, где боковой ветер долины Бобра стал относить часть газов в сторону деревни Сосня. В район крепости газы дошли уже в разреженном состоянии. Действие газов на Сосненской позиции и в тылу её было ужасно – около половины бойцов погибло от удушья. Оставшиеся в живых, полуотравленные, брели назад и, томимые жаждой, подходили к ручью, нагибались, ставали на колени и пили, но тут же падали замертво, потому что в низинах газы задерживались и вторичное отравление вело к мгновенной смерти. Ко времени подхода немцев к позиции число защитников, ещё способных держать в руках оружие, не превышало двухсот человек. Выдвинувшиеся из Заречного форта для контратаки три роты Землянского полка также по пути потеряли до трети личного состава одними только отравившимися газами. Спустя некоторое время после газовой атаки, немцы запустили одновременно по всему фронту красные ракеты и открыли ураганный огонь, распространив его до деревни Осовец. Затем двинулась вперед и их пехота, сначала разведчики и резчики проволоки, числом около двухсот человек, а затем две линии густых цепей пехоты, за которыми следовали резервы.